пакуешь ящики стопками, штук по десять, и я увожу. Веревка найдется?
– Найдется.
– Приеду на следующей неделе. Идет?
– Идет… Только возни прибавляется – пакуй, завязывай. Накинуть бы надо…
– Обойдешься. Литр за сотню дрянных ящиков – нормальная цена. Не свои, чай…
– Ладно, – сплюнул Генка. – Приезжай. – И ушел развалистой походкой в свои тарные закрома.
Фирсов постоял, прислушиваясь к перестуку молотков на складе, оглядел двор с тропинками, разбежавшимися к дыркам в заборе, и неспешно двинулся к распахнутым воротам. "Все равно криминал, – думал он, прикидывая, как понесет в электричке увязанную стопку ящиков. – Захотят, так достанут". В последнее время, как генсеком стал Андропов, милиция взялась за свои обязанности рьяно, словно пытаясь доказать, что не даром ест хлеб налогоплательщиков. Говорили, что случались проверки документов в ресторанах и кинотеатрах, в универмагах отлавливают приезжих командированных и сообщают начальству, чем занимаются их подчиненные в рабочее время. Словом, время настало тревожное, и такой, казалось бы, пустяк, как доставка стопки старых ящиков со склада на дачу, мог иметь для Фирсова последствия самые печальные. "Ваши документики, пожалуйста. А это что вы везете?" Имелась у Фирсова справка, которую он взял в своем гараже: "Дана настоящая в том, что Фирсов Игорь Дмитриевич работает дежурным механиком в Объединенном Транспортном Хозяйстве, и режим его работы – сутки через трое. Начальник ОТХ, подпись. Инспектор по кадрам, подпись. Круглая печать", но он понимал, что такая бумага поможет разойтись с постовым милиционером, если случится мелкая заминка, но не спасет, коль приведут тебя в отделение. Там запрашивают ЦАБ, и через пять минут вся твоя подноготная как на ладони: где родился, где крестился, где отец с матерью похоронены и чем они занимались до семнадцатого года. А перво-наперво: судим ты или нет. И если ты "химик", то барышня, что дает справку по ЦАБу, произнесет условный код, соответствующий твоему печальному положению: "Сторожевой". И сразу тебе вопросик: "Ах, вы условно осужденный? Разрешение на выезд имеете?" И если нет у тебя желтоватой бумажки с отметкой и печатью спецкомендатуры, то дела твои плохи. Нет, не повезут тебя обратно в спецкомендатуру, а доставят прямехонько в спецприемник на улицу Каляева, где просидишь в общей камере с бомжами дней сорок, пока выяснят, что ты за гусь и что с тобой делать дальше. – "С какой целью выехали без разрешения из административного района?" – "Да было время свободное, рванул в самоволку семью проведать". – "Самоволка – это в армии, а у вас побег со строек народного хозяйства. По какому адресу направлялись?.."
И будешь сидеть под замком, есть "хряпу" и "могилу", пока не придет за тобой "уазик" из спецкомендатуры. А там новые неприятности на твою постриженную голову. Строгий выговор. Прогулы на работе. Месяцев шесть дополнительных ограничений режима – это значит никаких выездов домой и три раза в день надо отметиться в дежурной части: вот он я, никуда не сбежал, поставьте мне плюсик. А в выходные дни придется четырежды представать пред
