Бессонные ночи, изматывающие допросы? Унижения и издевательства?
Обо всем этом Варфоломею не раз доводилось читать в воспоминаниях тех, кто прошел в те годы через тюрьмы и лагеря. Но тогда, как бы ни сочувствовал он этим людям, как бы ни возмущалась его душа бесчеловечностью и жестокостью тюремщиков, все это происходило словно бы в отдалении и прямо не касалось его лично. И вот теперь впервые он ощущал, как боль, отчаяние, безысходность давят родного ему, близкого человека.
Он перевернул последнюю страницу: постановление тройки – высшая мера наказания, расстрел. И запись: приговор приведен в исполнение. Дата.
Будничная, деловая, канцелярская запись.
Именно эта будничность была невыносима.
Конечно, история его деда отличалась от тысяч и тысяч подобных историй. Ведь большинство людей попадало тогда под жернова репрессий по абсолютно вымышленным, абсурдным обвинениям, даже не догадываясь, какое именно преступление им будет вменено. Дед же Варфоломея действительно совершил поступок, за который – он не мог не знать этого – должна последовать кара. И все-таки он решился, он не мог не сделать этого, не мог пойти против собственной совести. Но объяснять это своим гонителям было напрасно и невозможно. Замкнутый круг. Хоть бейся головой о стену, ничего не докажешь. И постановление тройки: расстрел. Смерть.
Что думал его дед в эти минуты? Что чувствовал?
Неожиданно странное ощущение овладело вдруг Варфоломеем. Будто это ему только что дали прочитать это напечатанное с канцелярской небрежностью на машинке, у которой уже износилась лента и западала буква «е», постановление. И он вчитывается в эти слова и не верит. Он не думал, что это произойдет так быстро и так буднично. И потом – ему еще есть что сказать! Но его никто не собирается слушать. Расстрел. Неужели так просто? Неужели так может быть?
Он ощутил, как комната вдруг поплыла в его глазах. И вдруг стало темно.
– Гражданин, гражданин, вам плохо? – услышал он вдруг настойчивый голос рядом с собой. И ощутил запах водки.
Он открыл глаза и с недоумением огляделся. Он по-прежнему сидел в архивной комнате, а возле него испуганно суетилась давешняя дама, пытаясь протереть ему виски водкой, за неимением другого снадобья.
– Что с вами? Скорую, может, вызвать?
Она, и правда, была сильно перепугана: наверно, не имела права оставлять посетителя одного в кабинете. «Так им и надо», – с неожиданной мстительностью подумал Варфоломей, окончательно приходя в себя, а вслух сказал:
– Ничего, ничего, не беспокойтесь. Я как-нибудь сам.
Он поднялся и нетвердой походкой человека, возвращающегося после мучительного и долгого допроса, пошел прочь…
Глава восьмая
«Тронь-дзинь-динь!» – настырно заливался трелями старенький телефон Варфоломея, тщетно пытаясь вырвать своего хозяина из сладких объятий Морфея. Открывать глаза сыщику совершенно не хотелось. Там, где он витал во сне, он уже почти нагнал этого пресловутого
