одиноко
Не расправить плечи,
Нерв трубою лечат.
Я и сам помечен
Одичалым смерчем.
В сочных травах, Ольга,
Кто нам крикнул: Горько![21]
Не смог обрезать уши в пепельный звон
Горемыка-юнец.
Тягучим дёгтем поженил голос свой,
сгрыз губ пунец.
Где чрево матери вспорол таган свай,
копоть смыла слеза.
Там степью утренней хозяина звал
сирота-рысак.
День промозглый выспался,
Как тонул в любви босяк,
Краем стола лоб рассечен.
Не согреешь голого,
Пальцы стынут оловом.
Снял с бедолаг пробу сечень[22].
Лето – осень 1988 г.
Тяжёлые медали
Тяжёлые медали
врасплох меня застали —
Кто думать мог?
Глубокие печали
в теплицах измельчали,
Дно выстлал мох.
В глухих подвалах бреши,
пророком ворон брешет —
Кто смел – лети!
Рвануться сизой тучей —
Да осенью-падучей
Трясёт ряды.
Считает череп течи,
Грудь чует визг картечи —
Полно, братцы! Полно.
Битых не трожь.
Конюшню лихорадит свара-делёж.
Октябрь 1988 г., Новосибирск
Глава 3. «Вязью вед темнели губы…» (1989–1991)
Последняя охота
Не оставлю след на снегу —
Я, седой якут.
Ухожу в метель берегом Лены.
Вскормленный суровым гнездом,
С ветром заодно, —
Ноздри рыскают запах оленя.
Мудрый, в молчаливом краю
Чёрной тенью тундру крою, —
Острый глаз вокруг веком мелеет.
Влюбиться убийцей!
Пляшут хищно костры,
Бубен пробует ночь,
Отблеском ранит нож,
Пальцы плетут узлы.
Свой последний наказ
Плюнуть спешит шаман,
Следом ползёт сама
Смерть на кривых ногах.
Не сожмёт кулак копьё,
Не вернуться на тропу.
Племя пляской звезды пьёт,
Мой язык во рту распух.
Не измерить взглядом Лены изгиб,
Не пропеть Луну, не встретить рассвета.
Смерти дожидаясь, лопнут виски, —
Как пришлось рассудок страхом изведать.
Боги просят честно отпеть
Одного в толпе,
Зубы крепкие песней ощерить.
Славят хором стрелы мои, —
Как
В студийной записи этой песни после данной строки звучит не отражённое в тексте: «Перес де Куэльяр».
