коридоры, тамбуры переполнены. Дети разлучались с родителями, которых они, возможно, больше никогда не увидят. Старики обречены на верную смерть. Люди забирались на буфера, на крыши вагонов. Охрана пыталась их стащить. Только самым сильным и везучим удавалось как следует зацепиться. Поезд трогался, люди бежали за ним, цепляясь за подножки, пытаясь взобраться наверх. А вслед неслись рыдания, отчаянные рыдания женщин, оставшихся на перроне[51].
Страшное описание пассажиров теплушки дает Борис Пильняк в романе «Голый год», опубликованном в 1922 году. Действие романа происходит в 1919-м.
Люди, человеческие ноги, руки, головы, животы, спины, человеческий навоз, – люди, обсыпанные вшами, как этими людьми теплушки. Люди, собравшиеся здесь и отстоявшие право ехать с величайшими кулачными усилиями, ибо там, в голодных губерниях, на каждой станции к теплушкам бросались десятки голодных людей и через головы, шеи, спины, ноги, по людям лезли вовнутрь, – их били, они били, срывая, сбрасывая уже едущих, и побоище продолжалось до тех пор, пока не трогался поезд, увозя тех, кто застрял, а эти, вновь влезшие, готовились к новой драке на новой станции. Люди едут неделями. Все эти люди давно уже потеряли различие между ночью и днем, между грязью и чистотой и научились спать сидя, стоя, вися. В теплушке вдоль и поперек в несколько ярусов настланы нары, и на нарах, под нарами, на полу, на полках, во всех щелях, сидя, стоя, лежа, притихли люди, – чтобы шуметь на станции. Воздух в теплушке изгажен человеческими желудками и махоркой[52]. Ночью в теплушке темно, двери и люки закрыты. В теплушке холодно, в щели дует ветер. Кто-то хрипит, кто-то чешется, теплушка скрипит, как старый рыдван. Двигаться в теплушке нельзя, ибо ноги одного лежат на груди другого, а третий заснул над ними, и его ноги стали у шеи первого. И все же – двигаются… Человек, у которого, должно быть, изъедены легкие, инстинктивно жмется к двери, и около него, отодвинув дверь, люди, мужчины и женщины, отправляют свои естественные потребности, свисая над ползущими шпалами или приседая, – человек изучил во всех подробностях, как это делают, – все по-разному[53].
Во время остановок на маленьких станциях путники могли сделать передышку. Беспризорники же, целыми днями ожидавшие прибытия поездов, наконец-то могли выклянчить кусок хлеба или забраться в поезд.
Умберто Дзанотти Бьянко, делегат и полномочный представитель итальянского Комитета по оказанию помощи русским детям, побывал в 1922 году в Поволжье, на Украине и в Крыму. Сохранился дневник, на страницах которого Дзанотти Бьянко много говорит о том, что происходило на станциях во время остановки поезда.
На станциях чумазые и оборванные дети жалобным тоном выпрашивают: «Дядя, подай хлебушка». Дети от двух до шести лет и старше, хоть их попрошайничество стало привычным, всегда вызывают глубокую печаль. Лица у них худые, изможденные, без улыбки. Еще большую жалость испытываешь к детям, которые ничего не выпрашивают, а ползают
Уроженец Квебека, канадский шотландец по происхождению, Маккензи в разные годы работал корреспондентом британской, американской и даже японской прессы. В 1921–1926 гг. был корреспондентом «Chicago Daily News» в России и в странах Северной Европы. См.:
Махорка – сорт дешевого табачного сырья, в основном отходы сигаретного и сигарного производства с примесью табачных листьев и стеблей, суррогат табака.
