создал ее с помощью грифеля карандаша и собственного воображения.
Королева Лотоса.
Я качаю головой, ошеломленный и трещащий по швам. Это слишком. Всего слишком много. Я не знаю, как жить в таком огромном, переполненном и шумном мире. Я не могу понять, что реально, что действительно существовало до того, как Брэдфорд спрятал меня под землей и напичкал ложью. Я не могу отличить воспоминание, мечту и небылицу.
Я доверял Брэдфорду. Я думал, он был моим опекуном. Моим защитником.
Моим героем.
Я чувствую себя преданным самым ужасным образом.
Прислонив голову к стене, я пытаюсь выровнять прерывистое дыхание и забыться. Я возвращаюсь в свою пещеру и сажусь по-турецки на зеленый ковер, жую крекеры, держа в руке только что заточенный карандаш. В моем разуме оживают краски, приключения и таинственные злодеи, которых нужно победить.
Мне больше по душе монстры, которых я создаю сам.
Я предпочитаю их, потому что в битве с ними всегда побеждаю.
– Там плохо, Оливер. Очень плохо.
Я жую злаковый батончик, наблюдая, как человек по имени Брэдфорд спускается по металлическим ступенькам, одетый в странный желтый костюм. Похоже, он сделан из пластика и застежек-молний. Он выглядит так, словно собирается выпрашивать сладости, но Хэллоуин еще не наступил. Я здесь всего около недели… Кажется. Может быть, мне стоит начать подсчитывать дни на бетонной стене рядом с буквами моего имени?
Брэдфорд глубоко вздыхает.
– Произошла ядерная атака. Воздух снаружи токсичен.
Я не уверен, что означает «ядерный», но звучит это не очень хорошо.
– Но вы сказали, что я скоро смогу вернуться домой. Вы сказали, что нужно лишь переждать пару дней. Значит, пока что я все равно не могу пойти домой?
О, нет. Мама, должно быть, так беспокоится обо мне.
– Я боюсь, что ты еще очень долго не сможешь вернуться домой, Оливер. Там небезопасно.
Моя нижняя губа дрожит.
– Как долго? Все лето?
Брэдфорд осторожно приближается: его лицо скрыто за странной маской, – из-за нее его дыхание кажется странным и забавным.
– Снаружи идет война. Выживших почти нет.
– Выживших?
– Они мертвы, Оливер. Большая часть населения была уничтожена… Кроме тех, кто готовился к этому, – объясняет он. – Как мы.
Я еле его понимаю, смысл слов доходит до меня тяжело и медленно.
– Когда воздух станет лучше?
– Я не знаю… Может быть, никогда. – Он снимает маску и массирует подбородок. – Я спас тебе жизнь, малыш. У меня было предчувствие, что этот день приближается. Я был в этом уверен.
Я сглатываю.
Может быть, никогда.
– Я не хочу жить здесь вечно, мистер… – Вырывается всхлип, взволнованная мольба. – Может, я смогу задержать дыхание на улице и добраться
