из селян никогда не видел настоящих аэропланов.
Только изредка, на Ильин день, или на праздник Купалы на горизонте над лесом появлялась белая полоска самолетного следа, и тогда смотреть выходили всем селом.
Бабы говорили, что это антихрист ищет грешников. Мужики – что пришельцы на тарелках летят за самогоном. А деревенский наш дурачок Варфоломей мычал и тыкал в небо пальцем.
Теперь же бабы вытаскивали из изб иконы, крестились и голосили: «Пришел! Пришел Антихрист!!» Мужики хвастались кто за штоф, кто за полушку. Дети плакали, собаки лаяли, а Варфоломей сидел на паперти и ел пряник.
К слову сказать, Варфоломей не всегда был дурачком. Был он как все, только невоздержанным, и меры не знал, а кроме того, – первый на селе грубиян и охальник. Дурачком же стал после того, как наелся мухоморов, а после забрался к нам в амбар в поисках плотских утех. Девок на ту пору в амбаре не нашлось, но он, все перерыв в поисках, наткнулся на нашу заначку, которую скурил и, потеряв всякий контроль над собой, убежал в лес.
Если бы кто был рядом, все бы и обошлось. Есть у нас на такие случаи верное средство – травяной отвар, еще нашими бабками придуманный; он бы его живо в чувство привел. А так… пока хватились, да пока нашли… в общем, было поздно. С тех пор и жил Варфоломей в селе, как птица небесная. Стал он благостный, тихий, сияющий да приветливый со всеми, а об излишествах да о девках и не помышлял более. Сердобольные жители подкармливали его, заботились… по правде сказать, мне он таким нравился гораздо больше.
Теперь Варфоломей ел пряник, а мы раскурили кто трубочку, кто козью ножку, и стали наблюдать.
Аэропланы снизились и ходили теперь над самым селом. Они явно настроились приземлиться.
Паника поднялась неимоверная. Одни сжигали свои дома и уходили в дальние скиты отшельничать. Другие вили петли и прилаживали крюки к потолкам. Третьи пили, что было сил.
Неизвестно, чем бы все кончилось, если бы не Селиванов.
Агата посмотрела на меня: «Ты, кстати, спрашивал, кто он».
Я кивнул и взялся за бутылку.
Агата отставила ее от меня.
– Как-то под утро мы пошли к Реке, – говорила она, – и увидели плывущий вдоль берега плот; ветхий и почти распавшийся на доски. На плоту, до половины в воде, лежало нечто, накрытое тряпкой. Мы вытащили плот на берег. Под тряпкой (которая на деле оказалась старым плащом) лежал человек в широкополой шляпе. Он был без памяти и, верно, провел в воде долгое время, так как весь зарос тиной и ракушками. Мы отнесли его в село.
Староста сказал, что человек давно мертв и предложил сжечь его: «Вдруг в нем микроб». Помощник старосты предложил отнести человека обратно к Реке: «Пущай плывет, куда плыл: вдруг в нем бес».
А Варфоломей засмеялся и влил человеку в рот пол бутылки самогона.
Человек застонал и пошевелился. Затем лицо его покрылось румянцем, а тина и ракушки отвалились.
Так он и остался в селе.
