Хлеб – соль покорителям неба! Даешь пассажиропоток! Да здравствует хорда крыла! Ура, товарищи!»
И исчез, будто его и не было.
Никто не успел ничего понять, но в следующую минуту с той же внезапностью, с которой давеча решили умирать, теперь начали жить наново, лучше прежнего.
Ушедшие в отшельники вернулись из скитов и отстроили сгоревшие избы; те, кто вкручивал крюки, повыкручивали их обратно, расплели петли и подвязали ими саженцы.
Бабы от счастья голосили, мужики – пили, дети смеялись, собаки лаяли, и только Варфоломей сидел на паперти, ел пряник и грозил пальцем тому месту, где недавно был Селиванов: «Антихриста нет – стало быть, и Христа нет? С праздничком! Налетай, подешевело!»
Тем временем все три аэроплана приземлились на выгоне у реки.
Поглазеть собралось все село.
Мы не видели из своего амбара, что там происходит, но и так было понятно, что гостей встречают хлебом-солью, что бабы стреляют глазами, мужики чешут в затылках, дети лезут в кабину, а председатель рассказывает о трудовых успехах и просит передать там, «наверху», что у нас, мол все хорошо, и вообще, «идем с опережением». Ясно было и то, что просто так гостей не отпустят, а промурыжат недельку-другую по застольям, баням да именинам (кого-то, может, и обженят под горячую руку), и только потом, может, начнутся расспросы о текущих необходимостях.
***
Неделю спустя аэронавты вернулись к аэропланам.
Еще три дня они медленно, словно оттаявшие по весне насекомые, бродили вокруг, непослушными пальцами ощупывая корпус, заглядывали под капот, или в оцепенении подолгу сидели и смотрели на лес за рекой.
Когда на четвертый день аэронавты так и не взлетели, мы выбрались из амбара и пошли на луг.
Был вечер. Шел мелкий дождь. Над рекой стоял тихий, хрустальный звон.
Чернобородый, похожий на цыгана человек в алой повязке сидел под крылом и безумным взглядом смотрел на воду. В его руках была склянка, наполненная чем-то, похожим на болотную тину. Товарищ бородатого, – усатый, худой как жердь и в кожаной куртке, лежал, раскинув руки под дождем и ловил капли ртом. Вокруг валялись пустые бутылки, обрывки навигационных карт, банные веники и прочие предметы жизненного обихода.
– Бог в помощь! – сказала одна из наших цыгану.
Тот не дал ответа.
– Поди, в дальних краях совсем не то, что у нас! – добавила другая их наших.
Человек и бровью не повел, а его товарищ произнес: «баба – она и в Африке баба. А самогон у вас ядреный».
– Что самогон? Вы у Селиванова на задах не были? – вставила другая из наших: «Вот ужо где ядрено».
– Поди, сам сеет, – вставила третья из наших.
– Не сеет он, – откликнулась четвёртая из наших, – само растет.
– Почему у других не растет, а у него растет? Потому и растет, что сеет.
– Может, ты сама
