ими здания. Кстати, отнюдь не мелочь для того времени, это было покушение на обрядовое почитание, портреты носили как хоругви. Он обратил внимание на фальсификацию «дела врачей», и «ленинградского дела», и «дела об убийстве Михоэлса»… Но выводы из удивительного открытия следуют жёсткие…
Есть в книге и возвраты к блокаде, к истории написания совместно с А. Адамовичем «Блокадной книги», которая, кстати сказать, была недавно переиздана в бесцензурном варианте. «Оказавшись в той невероятно жестокой ситуации, ленинградцы вели себя именно как ленинградцы – я имею в виду не «географическое» значение этого слова, а его, так сказать, нравственный смысл. Да, за ними стояли и Пушкин, и Блок, и Глинка, и Чайковский, и всё это давало людям новые нравственные силы, когда физических сил уже не оставалось. И то удивительное достоинство, с которым люди умирали, тоже содержит в себе понятие «ленинградец»… Мы с Адамовичем считали, что такие истории должны тревожить человеческую совесть. Жить среди душевного благополучия и безразличия литература не может. К тому же эта работа показала нам, насколько жизнь богаче, сильнее и ярче художественной литературы. Понятие «художественная литература» употребляю в том смысле, что если бы я писал о блокаде: никогда не смог бы придумать ничего сильнее, чем вот эти безыскусные рассказы, из которых тоже складывается понятие – подвиг Ленинграда».
Книга ласковая, суровая, трогательная, нежная, беспощадная, её хочется листать, перечитывая главки и отдельные абзацы…
Почему же она названа «Заговор» – по одноимённой новелле, рассказывающей о том, как свергали Н. С. Хрущёва? Возможно, автор хотел припечатать этим названием всю политику, весьма характерную для нашей жизни со времён Древней Руси. Возможно. Но он оставил для себя и читателя трогательные размышления, названные в книге «Последнее». Они об ответе на вопрос друга, какими бы словами он хотел закончить свой земной путь. «…Ответ был интересен прежде всего мне самому. Они были разные, но всё вдруг сошлось в одно: «Спасибо». За всё, что было, за всё, что испытал, видел, успел».
Да, упомянутый жанр дзуйхицу предполагает и философско-грустное. Но жизнь и творчество нашего современника, к счастью, продолжаются. Будем ждать новых книг – они пишутся.
…Не могу обойти вниманием выступление Даниила Александровича Гранина в бундестаге 27 января 2014 года, в день 70-летия снятия блокады Ленинграда. Я смотрел это выступление в интернете и едва сдерживал слезы. А потом расплакался и не стыдился слез.
Кто знает, о чем это, поймет.
Приведу лишь один из отзывов в Сети:
«Пожилой человек, более 40 минут простоял, с тростью, не присел – одно это уже намекает на невероятную силу воли и духа. И послушайте речь! Вот она, русская, без слов-паразитов, без лишних кривляний и пафоса. Спокойная и сильная. Таким людям не нужно ничье сочувствие или жалость. Они просто хотят успеть сказать, что все это было не напрасно. Не предавайте их жертв, не забывайте,
