style="font-size:15px;"> – Я расскажу, если тебе интересно и если ты поможешь мне вставить в рамки некоторые фото, баш на баш. – Полина подмигнула и пододвинула на центр стола стопочку деревянных рамок. – Ты, наверное, не знаешь, что Александр Львович спас мне жизнь. Мы с родителями жили в городе N, это было не самое приятное место в то время…
Полина росла в странной семье. Сестра Галя называла их семейство «королевством кривых зеркал».
«Потому что у нас все не так, как кажется с первого взгляда», – говорила она.
Маму девочек Марусю любили все. Маруся была доброй, славной и очень терпеливой. Иначе как бы она жила с их отцом. Ангельской наружности, светловолосым Лелем-Лешенькой, хмельным азартным красавцем, куражистым и злым, как выпьет. Нежный и податливый в лучшие дни, он дарил Марусе и девочкам сладости и подарки, а если дела шли плохо, избивал жену так жестоко, словно видел в ней телесное воплощение своих бед, и упрямо выколачивал из нее всю силу, всю жизнь. Маруся же, оклемавшись, жалела его. Ей почему-то казалось, что только благодаря ее любви Лешенька еще держится на этом свете, буйная головушка.
А еще Алексей был верующим. Да таким истовым, таким горячим, что не приведи Господь. Он не пропускал ни одной утренней службы. Часто бывал и на вечерних, когда был трезв.
Он входил в церковь с замиранием сердца и упоением ребенка, ставил свечи, вознося хвалы и жалобы, прося заступничества. Знал, где мужская сторона храма, а где женская. Знал, какого святого просить о здравии, какого об удаче в делах. Карамельная изнанка храма, теплая, как детское небо, успокаивала и умиляла его, растапливала сердце в мягкий воск. Здесь, рядом с Господом, с младенцем Иисусом, он чувствовал себя хорошим. Твердо знал, что он не последняя душа, что любим и что тянется к нему откуда-то с небес отеческая похвала за усердие и молитвы.
Алексей строго-настрого соблюдал посты, и в Великий был особенно требователен к домочадцам. От усердия он выучил молитвослов и теперь ходил к причастию, светясь от гордости и тайного удовольствия. Ходил он чаще к одному батюшке. Батюшка был мудр и справедлив, назначал послушания, журил и напутствовал, и Алексей всякий раз знал, что его ведут. Ведут его душу к Спасителю. Ну а то, что он грешен, так все мы грешны, и бог раскаявшегося грешника любит даже больше, чем праведника. Это он хорошо запомнил.
Но стоило ему выпить, как в него вселялись черти. И были это не какие-то скромные бесы, а залихватские наглые черти, питающиеся человеческой кровью, сердечным мясом и самой солью человеческой души. Что поделаешь, человек – любимое дитя Господа, грешен.
В городе про их «королевство кривых зеркал» ходили разные слухи еще и потому, что бабушка Люся, Марусина мама, была гадалкой. И нагадала баба Люся немало горя разным людям. Теперь они обходили ее стороной. Однако происходила от ее гадания и ощутимая польза, так что имелись у Люси свои поклонники.
В свободное от прорицания время Люся работала главным бухгалтером на заводе Гидропресс, звалась Людмилой Алексеевной и дирижировала цифровыми комбинациями. Она носила шелковые блузки, узкие юбки, стригла темные волосы
