в мягко-бурый. Когда спирто-масляная смесь, видимо, окончательно смазала все агрегаты моего нового другана, он неожиданно спросил:
– «Пиджак», значит? Умный тоже? Тогда скажи мне, в какой работе Ленин сказал: «Учиться, учиться и ещё раз учиться»?
Вопрос прозвучал достаточно неожиданно, чтобы я мог с ходу на него ответить. Конечно, эта мантра в то время была написана почти на всех стенах всех учебных заведений нашей страны, в том числе и на фасаде второго корпуса нашего института. Но ХЗ, откуда её выдернули, – никогда и не задумывался. Однако отступать было нельзя.
– «Материализм и эмпириокритицизм»3, – уверенно заявил я.
Ответ явно застал моего собеседника врасплох. Видимо, это был давно заготовленный «контрольный в голову». Сочетание таких двух сложных полузнакомых слов несколько смутило его, но не сильно.
– Ла-адно, – протянул он. – Нарисуй мне эпюру сил консольной балки!
Он взял лист бумаги и нарисовал две перпендикулярных линии со стрелочкой, указывающей на крайнюю точку одной из них. Сказать, что я был в полном ахуе от происходящего, значит ничего не сказать. Млять, ну на… Это было самое простое из курса сопромата, который, собственно, я таки ещё недавно сдал. Николай посмотрел на мой чертёж и радостно завопил:
– Неправильно! – и нарисовал всё ровно наоборот.
Я всё понял. Продолжать разговор с человеком, хлебнувшим «оружейки», имело такой же смысл, как её же и пить. Результат был налицо. Действие напитка продолжалось, Николай одновременно разговаривал со мной, с собой, с Лениным и учебником сопромата. Я из вежливости и осторожности сидел на кровати, предполагая различные варианты развития событий. К моему удивлению, Николай замолчал, решительно встал, взял голубой термос, слившийся с его «костюмом», и молча вышел в дверь. Ясно было, что он пошёл бухать с коллегами по «оружейному цеху». Я выключил свет, лёг, повернулся к стене и уснул.
Глава 5
На следующий день, когда все обитатели этажа с дружным гомоном утопали к парковке и поехали, трясясь в кузовах зелёных КамАЗов, на аэродром, я пришёл к месту новой службы, сел в курилку вместе с остальными и, когда началось построение, молча встал в строй. Майор, командовавший «равняйсь, смирно», вдруг уставился на меня. Лицо его было стандартно лиловым. Похоже, к майорским погонам полагалась инъекция фиолетовой краски в голову, чтобы было сразу видно – начальник.
– Ты кто такой, лейтенант?
– Прикомандированный в финчасть по распоряжению Штаба округа, товарищ майор! – вовремя вступился за меня мой новый начальник.
– А, понял… – майора отпустило.
Вообще, готовность кого-нибудь «вы…бать» – характерная черта офицеров Советской армии. Думаю, с тех пор ничего не изменилось, с чего бы. По любой причине начать орать и материться – любимое занятие да и, честно
«
