ее разрешения от бремени. Ролло теперь относился к жене с особым вниманием. К ней был приставлен целый штат повитух, в покоях появилась детская люлька с резьбой, инкрустированная перламутром, с позолоченными полозьями. Ролло подолгу задумчиво глядел на нее. Эмма подходила к нему, и он вдруг сильно притягивал ее к себе.
– О, великие боги! Только бы с тобой ничего не случилось! Только бы ты и младенец прошли это испытание. Иначе… Нет, я не хочу даже думать об этом.
Эмма почти материнским жестом взлохмачивала ему волосы. «Как я смогу обмануть его? Как пойду против его воли, рискуя собой, ребенком, нашим счастьем?»
Однажды по Сене подошли драккары викингов с Луары. Эмма видела, как Ролло радостно смеялся, приветствуя огромного варвара с раздвоенной бородой и франкскими косицами за плечами.
Муж Сизенанды, ярл Бернард, пояснил Эмме, что это Глум, или, как его прозвали франки, Геллон. Он был одним из тех, кто когда-то бежал вместе с Ролло из Норвегии. Но меж ними произошла ссора, и Геллон ушел на Луару. Теперь он там один из первых вождей, и Ролло, в связи с готовящимся походом на франков примирился с ним.
Эмма глядела на Ролло, когда тот, смеясь, похлопывал Геллона по плечу, и сказала Бернарду:
– А я столько раз слышала, что Ру не прощает предательства.
Бернард усмехнулся.
– Тебе пора лучше знать своего мужа, Птичка. Неужели ты еще не поняла, что ради своих целей, ради своей власти, Рольв может пойти на все. Даже на союз с врагом.
В верности этих слов Эмма убедилась в тот же день. Она сидела за столом подле Геллона, наблюдала, как весел и дружелюбен с ним Ролло. Геллон также не оставался в долгу. Они смеялись, вспоминая, как когда-то совершили набег в королевство Нортумбрию на острове Англов. Не самый удачный был набег, ибо им пришлось столкнуться саксонскими танами, и, хоть они захватили богатую добычу, но потеряли много людей, и пришлось отступать с боем.
У Геллона сияли глаза, рассказывал он отлично, как скальд. Ролло заслушался, словно и не был сам участником тех событий, а слушал старинную сагу о героях.
– Наши корабли стояли у скалистого берега, – повествовал в тишине Геллон. – Мы же укрепились на выступающем над морем утесе, и хотя мы видели сверху свои драккары, но на нас наседали саксы, и мы не могли спуститься вниз, разве что на крыльях, как чайки. Вот тогда Ролло показал, что он великий предводитель. У нас было много скота, угнанного в набеге, и Ролло велел забить его и соорудить из ободранных туш вал, скользкий и кровавый, по которому противники так не смогли добраться до нас. Много мяса осталось тогда на берегу, но все мы спустились на веревках к побережью, и никто из нас не попал в рабство.
Геллон поднес к губам рог, чтобы промочить горло, но так и застыл, глядя на Эмму. Ее глаза сияли ярче сверкающих подвесков на обруче, полуоткрытые губы манили, как мякоть свежего плода.
– Так вот какова ты, рыжая христианка со странным прозвищем Птичка, – восхитился он. – Немудрено, что ты смогла превзойти даже
