хотят испытать меня».
– Вам нечего оскорблять меня недоверием, – глядя по очереди на каждого из присутствующих, заметил он. – Я франк, и мне горестно знать, что мои соотечественники терпят поражения в войнах с норманнами. Однако я продолжаю утверждать, что этих завоевателей лучше иметь в союзниках, ибо их власть укоренилась, но союз с ними возможен лишь на условиях, что вы начнете воспринимать их как равную силу, а не как неприятелей, с какими вас примиряет лишь бессилие.
На красивом лице Эбля появилось яростное выражение.
– Крест честной! Да этот поп просто издевается над нами!
Франкон предпочитал разделываться с куропаткой. Заел ее миндалем, следил, как кравчий наливает в кубок вина. Над его поверхностью появились мелкие брызги, аромат спелых сдобренных пряностями плодов приятно защекотал обоняние. Когда епископ пригубил бокал, то заметил краем глаза, как герцог Нейстрийский сделал рукой жест слугам удалиться.
«Вот оно, – понял Франкон, – теперь он заговорит по существу».
Видел, как Роберт переглянулся с остальными, а потом неторопливо начал:
– Надеюсь, вера в силу Ролло не помешает вам оставаться нашим добрым союзником? Ибо то, о чем мы намерены вам сообщить, требует полного доверия с обеих сторон и нашей полной убежденности, что все ваши призывы к объединению – не просто упражнения в красноречии.
Франкон в упор поглядел на Роберта.
– Разве у сиятельного герцога за все годы нашего общения не сложилось мнения, что в решительные минуты я всегда проявляю себя его сторонником?
Роберт изящно сжимал пальцами чашу с вином. Разглядывал ее так, словно ничто, кроме узора на ее стенках, его ничего не интересовало.
– Хотел бы я знать, как поживает наша родственница Эмма.
– Эмма из Байе, – осторожно начал Франкон, – по-прежнему пребывает в добром здравии. Смею заметить, милостивые господа, что она все так же владеет сердцем Роллона и остается совершенной красавицей.
– О, тогда она может, как Елена Троянская, послужить отменным поводом к войне, – заметил аббат Далмаций, и Франкон так и впился в него взглядом. Почувствовал, как оживился сидевший рядом Ги Анжуйский. Но Роберт Нейстрийский оставался невозмутимым. Говорил медленно, машинально проводя унизанной перстнями рукой по холеной бородке.
– Итак, эта женщина так важна для Роллона, что он готов пойти ради нее на все?
Франкон понял, к чему этот разговор. Дело в Эмме. Но какую роль уготовили презираемой франками «нормандской шлюхе» эти важные сеньоры?
– Дьявол и преисподняя! – вдруг стукнул кулаком по столу Эбль. – Ответьте во имя неба, Франкон, готовы ли вы нам помочь, если мы заманим Ролло в ловушку и вынудим принять наши условия?
Епископ заметил, как на спокойном лице Роберта появилось досадливое выражение. Он недовольно покосился на Эбля, в то время как остальные зашевелились, занервничали, но все явно ожидали, что же ответит
