что ли?
– Ты параноик! Мама всю жизнь только и делала, что заботилась о тебе! А ты причины для ссор выискивал все время, сколько я себя помню! Вечно чего-то там от нее требовал! То пол тебе не так вытерли, то бутылку не закрыли! А сейчас еще и спутался с этой прошмандовкой! – выкрикнул Петя.
– Что? Что ты сказал? А ну-ка повтори, стервец! – разъяренно заорал Леонид Палыч, вскакивая со стула.
Петя тоже вскочил и, сжав кулаки, двинулся на отца.
– Папа! Петька! Прекратите! – закричал Гена, поспешно вклиниваясь между ними.
Петя сел на прежнее место и в сердцах хлопнул о стол ладонью с криком:
– Всех опозорил! Он меня сединами своими давит! Седина в бороду, а бес в ребро! Это точно о тебе сказано! Ты думаешь, мы не знаем, что ты дни и ночи пропадаешь у этой шкидры?!
– Не твое дело, сморчок зеленый! Ты, мерзавец, на отца кричать вздумал?! И не смей оскорблять эту святую женщину! Она спасла меня на старости лет! Это она помогла мне совершить эпохальное открытие! Рядом с нею я впервые почувствовал себя человеком! Это она поддержала меня в трудную минуту! Она единственная оценила мой интеллект, мой талант ученого и снисходительно отнеслась к моим недостаткам! В конце концов, она уважает меня как личность! Понял, негодяй?! – вскричал Калинич в исступлении и внезапно почувствовал, как у него за грудиной судорожно сжался тугой, тяжелый, жгучий ком.
Калинич бессильно опустился на стул, схватившись за грудь.
– Ладно, полно тебе играть, артист! Разжалобить хочет! Не выйдет! Да веди же ты себя как мужчина! Тоже мне – личность! – с презрительной усмешкой сказал Петя.
У Калинича от боли, обиды и возмущения застучало в висках. Глаза застлала красно-серая мгла, руки сделались тяжелыми, ноги ватными. Шум в ушах заглушил все окружающие звуки.
– Ну и негодяй же ты… – не сказал, а промычал Калинич, теряя сознание.
Он уронил голову на стол и начал медленно сползать на пол. Гена подхватил его под руки, пытаясь снова усадить на стул, но почувствовал, что тело отца обмякло и безжизненно съезжает вниз, словно мешок с песком.
– Да оставь его, Генка! Пусть поваляется, артист! Не мужеством, а жалостью берет. Ничтожество! – презрительно бросил Петя.
Но Гена закричал в испуге:
– Где нашатырный спирт?! Нашатырный спирт! Срочно! Скорую! Да вызовите же скорую! Труп отца будет на вашей совести!
Лида с каменным лицом медленно, очень медленно не подошла, а подплыла к аптечке и с олимпийским спокойствием принялась методично шарить в ней, неторопливо передвигая пузырьки туда-сюда. Демонстративно спокойной походкой она чинно продефилировала в комнату и вернулась с очками. Нарочито медленно она надела их на нос и стала, не торопясь, внимательно читать этикетки на пузырьках со снадобьями.
– Мама! Да ты дашь, наконец, нашатырный спирт?! Петька, скорую! Папа без сознания, не видите?! – надрывно кричал Гена.
– Тише,
