значения…
Это был настоящий оратор, трибун. Глаза его горели. Слова изливались из него непрерывным потоком, словно лава из огнедышащего вулкана.
Я стоял в стороне, гордый от мысли, что это именно я разбудил это чудо.
Брошенные в почву, унавоженную словами и орошенные пафосом речи, семена не пропали даром.
Они рыли! Как они рыли!..
Я сопровождал капитана, когда он обходил быстро углубляющуюся яму и время от времени тихо подсказывал:
– Подровнять край!.. Левый угол скошен!.. Правую сторону завалили!..
Он принимал мои слова за свои мысли и громким голосом транслировал мои незатейливые наблюдения.
Работа кипела. И любо-дорого было на это смотреть.
Они копали и отчерпывали воду, которая сразу появлялась на месте вырытой земли. Зато болото рядом стало заметно оседать и подсыхать.
И это было совершенно удивительное и неправдоподобное явление. Нет, я, конечно, знал и помнил школьный физический закон о сообщающихся сосудах. Но кто бы мог подумать, что это вполне гражданский закон действует абсолютно так же в условиях армейской дуралюминовой действительности?
К обеду я честно доложил прапорщику:
– Ваше приказание выполнено!
– Что, что?
Я подвел его к яме. Это была прекрасная большая яма. В нее можно было сложить немереное количество самых разных отходов. На дне ее выступила вода и копошились лягушки.
Я напрасно улыбался, провоцируя Тищенко на ответную улыбку. Он почему-то был хмур и недоволен.
– Ничего, – сказал он. – И не таких переучивали.
Но в его голосе вовсе не звучало уверенности.
Яму засыпали на другой день. Но я в этом участия уже не принимал.
Перевод.
Мои усилия не пропали даром. Тищенко что-то постоянно нашептывал лейтенанту Изотову и поглядывал на меня. Лейтенант согласно кивнул головой и наконец вызвал меня для беседы.
– Ну, рассказывай! – потребовал он.
– Про что? – удивился я.
– Ты умный парень, служить тебе почти два года. Чего ты добиваешься?
– Честно?
– Честно.
– Хотел бы попасть в армейский ансамбль.
– Это кукарекать что ли? – скривился лейтенант.
– Я и еще кое-что умею, – обиделся я. – Наипервейшая обязанность каждого солдата, – начал я голосом прапорщика Тищенко, – наесться до отвала, залечь в теплое сухое место. И ждать дембеля, который во сне приходит быстрее.
– Похоже, – без улыбки заметил лейтенант. – Ты действительно артист. Я вижу. Жаль, жаль… – почему-то со вздохом закончил он.
Я приободрился. Я уже видел себя непутевого и никчемного солдата на залитой прожектором сцене, в новеньком отглаженном мундире с аксельбантами и белой рубашке с зеленым галстуком, объявляющим певцов, танцоров, музыкантов и декламаторов патриотических стихотворений.
Я
