и, стащив из библиотеки книгу, а с кухни – кусок бисквита, коротать часы в античной беседке. И могла ли она угадать, что за поворотом – о чудо! – ей откроется зеленый лабиринт, совсем как у кузины из Саффолка, только больше, а глубже в зарослях – прудик. Здесь, на просторе, поселилось теперь ее сердце, здесь была жизнь и расцветут прекрасные розы… Пока на кустах лишь тугие бутоны, но будут всполохи алые и пунцовые, но краше всех – белоснежные, гладкие, как его умащенные лосьонами щеки…
– Любуетесь цветами, мисс Лейтон? – услышала она за спиной голос Рэдклиффа, который подкрался к ней незаметно.
Офелия обернулась к нему и разглядела, какие у графа глаза: выразительные, рыжевато-карие, как сердолик. Раньше она не замечала, а теперь невольно залюбовалась ими.
– Как странно: кругом тюльпаны, крокусы и азалии, а вы стоите у нераспустившихся роз. Впрочем, я сам больше всего люблю именно их и жду каждый раз мая.
– Да… Они восхитительны.
Офелия поспешно отвела взгляд.
– Розы – один из немногих моих капризов, – признался лорд Рэдклифф. – Особенно белые. В нашу промышленную эпоху бредить ими не модно – знаете, всем подавай что-нибудь из ряда вон выходящее. Цветы красят в синий и носят в петлице. На худой конец, можно засушить с травами, как на Востоке. Но розы, я считаю, бессмертны – глядишь и понимаешь, почему их всегда воспевали трубадуры.
Офелия слушала и, чтобы занять руки, гладила стебель самого большого цветка. Она сто раз оставалась наедине с кузеном Генри, тесно жалась к нему во время их шалостей, но с ним не ведала, что от мужчины может исходить такая потаенная сила. Виноват его одеколон – или, быть может, само его тело впитало запах пряностей Индии? Ей бы найти благовидный предлог и, извинившись, поспешить в дом, но он словно держит ее взглядом у проклятых цветов.
– Ай!
Она надавила на шип, и на пальце проступила красная капля. С досадой Офелия прижала ранку ко рту.
– Я вас заболтал! А вы не будьте доверчивой и не забывайте, что даже у роз есть шипы, – ехидно усмехнулся Дориан и, хотя Офелия инстинктивно почувствовала, что он хочет податься вперед и взять ее за руку, он заложил ладони за спину и зашагал к дому. Даже носового платка не подал, как поступил бы на его месте любой джентльмен.
Офелия ощутила на языке соленый вкус крови.
«Не будьте доверчивы, не будьте доверчивы!» – вспомнилось ей.
Глава 4
Есть ива над потоком, что склоняет
Седые листья к зеркалу волны[12]…
Кругом вода – ледяной плен, из которого больше не выбраться. И как не пытайся ослабить путы, смерть уже смыкает скользкие, как у водяного, пальцы на горле. Еще немного, и…
На часах высветилось 07:00, и будильник визгливо закричал на всю комнату. Подскочив на кровати, Эмма Ричардс схватила ртом воздух, будто только что вынырнула из глубины моря. Сердце бешено колотилось,
Пер. М.Л. Лозинского.
