обязательно мыть…
– Ладно-ладно, – я развернулась на пятках и проследовала в ванну.
Лягушонок Пикли, с которым я любила плескаться в детстве среди мыльных пузырьков, радостно вытаращил на меня свои резиновые глаза, когда я закрыла кран. Я брызнула в него оставшейся на руках водой и усмехнулась: его мордочка не изменилась, но в каплях он стал выглядеть забавнее.
Как я и предполагала, Сьюзан успела перебраться в гостиную и расставляла на журнальном столике чашки.
– Как добралась?
– Хорошо, – я поудобнее устроилась в кресле напротив нее, – но в машине было бы лучше. По-моему, водитель автобуса забыл включить кондиционер.
– Душно? – она подвинула ко мне чашку, но сначала я налила чай ей.
– Уже сейчас. Погода балует нас жаркими деньками…
Сьюзан задумчиво улыбнулась и на секунду закрыла глаза. Ее лицо снова было спокойным и светлым, как если бы все, что произошло вчера, оказалось нелепой выдумкой. Тем не менее, сейчас я сидела с ней наедине не потому, что приехала забрать свою машину. Она позвонила мне и сказала, что хочет поговорить. Она всегда использовала короткие фразы, если сильно нервничала, не вдаваясь в подробности, что было на нее совсем не похоже. Поэтому мне не составило труда догадаться, какой именно темы мы коснемся. Внутренний голос подсказывал мне, что услышанное вчера на кухне от Карлайла было лишь верхушкой айсберга, но наш корабль уже столкнулся с ним и терпел крушение, и только Сьюзан могла предотвратить горькие последствия. Обшивка корабля – залог его надежности и безопасности находящихся на нем пассажиров – была сделала из самого ценного, но в то же время непрочного материала – доверия, и образовавшуюся в ней брешь можно было закрыть лишь правдой. Поэтому Сьюзан решила поведать мне историю Марвина. Вернее, то, что она могла рассказать, поскольку его след терялся где-то далеко в неизвестном направлении. Как рос, как выживал запутавшийся, раненый в сердце мальчишка, она не знала – она сдалась, как только поняла, что никогда не увидит брата прежним. И дело было не в том, что в суде просили максимальное наказание за преступление. Само преступление перечеркнуло жизнь Марвина, и отчасти перечеркнуло ее жизнь. Была проведена черта.
– Я не думала, что в жизни будет еще одно «после». Я надеялась, несчастье с родителями станет единственной трагедией, и я перестану терять близких. Но Марвин… Это случилось совсем скоро. Я потеряла его практически сразу, Лу. Еще задолго до того, как он попал туда…
Я никогда не задумывалась о том, какой была Сьюзан «до» – она не показывала боль, с которой жила все это время. Быть может, временами она отступала, однако исчезнуть полностью не могла: разве можно было совладать со злостью на себя из-за того, что чья-то жизнь была принесена в жертву ради своей? Я бы сама боролась с желанием вернуться и начать снова вытаскивать его из пропасти, ждать его возвращения, поддерживать – даже после того, как сказала ему и себе самой: «Хватит!»
Но люди не исправляются, пока
