ласки. Это гнусно! А еще он говорил, как убьет меня и сделает хозяйкой свою любовницу, – она умолкла, истощенная речью. Ее лицо раскалилось от стыда. И зачем отец заставил ее чувствовать себя ханжой…
Его голос вывел из задумчивости:
– Ты узнала служанку? Скажи имя, и я тотчас выгоню ее, даже найму душегуба, чтобы избавиться от нее наверняка.
Он снова полез в мысли дочери.
По платью служанки растеклось кровавое пятно, померкла сверкающая улыбка, а прежде смуглая кожа стала мертвенно-бледной. Остыли длинные ловкие пальцы, густые темные волосы спутались и облезли с оголившегося черепа.
Нет! Не нужно никого убивать!
– Зачем? – Лайсве рванулась из нитей внушения. Отец опустил взгляд, разрывая мыслесвязь, и говорить сразу стало легче: – Йорден легко найдет себе другую, а об этой даже не вспомнит. Лучше отмени помолвку. Он унизил нас в нашем же доме и недостоин чести родниться с тобой.
Отец пробежал пальцами по впадинам, изучая надписи на стенах и бормоча под нос выученные еще в детстве имена великих предков.
– Боюсь, ничего не выйдет. – Он устроился рядом с ней на перинах. – Этот мерзавец нравится мне ничуть не больше, но так решил орден. Мы не можем противиться его воле. Единственное, что мне под силу, – припугнуть Йордена гневом Совета. Наглец не посмеет причинить тебе вред, иначе я вызову его на поединок чести и вспорю его гнилое брюхо.
– Какое мне будет дело до брюха Йордена, когда я отправлюсь к Тихому берегу? Я хочу жить, любить и быть любимой. Разве я многого прошу? – Лайсве стиснула зубы и глубоко задышала. Только не плакать!
Отец приложил ладонь к ее щеке, снова успокаивая внушением. За прошедший день она ощущала его дар на себе чаще, чем за всю жизнь.
Ну сколько можно? Она ведь не кукла, а человек!
– Ты любил маму? – ей с трудом удалось держать голос ровным.
– Конечно. Хотя наш союз тоже был сговорен в ордене, Алинка с первых дней в этом доме стала солнцем моей жизни. Когда она ушла, мое солнце померкло.
Лайсве тоже хотела быть солнцем для своего мужа, чтобы он был благородным и сильным, прямо как отец. Для такого она стала бы мастерицей и красавицей, лучшей из жен.
– Ты не изменял ей?
– При жизни – никогда, – он слабо улыбнулся, но в его голосе улавливалась едва заметная неискренность. Должно быть, мыслесвязь обернулась против него, и читающей стала Лайсве.
– А после смерти?
Отец вздрогнул и попытался отнять руку, но Лайсве успела ее перехватить.
– Ты ведь не нарушал свадебных клятв и не брал в постель служанок?
Отец отвел взгляд и ссутулился.
– Прошло слишком много времени с ее смерти. Мужчинам иногда надо…
Лайсве представила его с Бежкой в постели, в той самой, которую он делил с мамой. Ей стало гораздо больнее, чем от коварного плана Йордена. Она так старалась делать все идеально, хотя это никому было не нужно. Значение
