длинная или не очень жизнь, достойная или, опять же, не вполне удачная. Жены, дети… судьбы их не предрешены и будущее предложит огромное разнообразие. У него же нет ничего из этого. Одиночество и скорая кончина. Проказа, словно безжалостный вор, лишила его всего, оставив пустую оболочку. А циничная вершина мучений – никому не нужный бессмысленный ритуал.
Сегодняшняя церемония, своего рода инициация, вхождения в права наследника иерусалимского престола казалась ему на этом фоне какой–то неуместной злой шуткой. Конечно, Храм не примет его. Без пары лет калеку. Без пары десятилетий гниющий труп. Серьезное лицо отца, за прошедший месяц осунувшееся и обесцветившееся. Он рассказывает, как важна эта церемония, но голос его тоже лишен жизни. Сочувствующие и напуганные взгляды придворных, сторонящихся, прячущих руки. Множество прочих. Он видит все в глазах: безразличие, брезгливость, жалость… но лица улыбаются, рты произносят бодрящие слова. Неискренние пустые слова, ведь для них он всего лишь «наследник, что скоро умрет». А раз так, то к чему растрачивать себя на подлинные чувства? Об этом не должны знать, ведь широко о его недуге не объявлялось, но знают.
Бесконечная, как ему показалось, дорога до храмовых врат. Расставленные в шахматном порядке в церемониальных латах храмовые стражники: черные плащи с огромной бронзовой «тау» и белоснежные с красной оторочкой. Лица скрыты, но наследник чувствовал – они тоже знают. Все знают! Старательно пытаются делать безмятежный вид.
Вот и Храм. Две гигантские башни без окон нависают над головой. Величественный и пугающий исполин, увитый Древом Вестника. Шипы везде. Шипы, выточенные из камня, шипы последних храмовых врат, жуткие шипы Древа. Свежий песок, рассыпанный вокруг, говорит о том, что неофиты Ордена Тау, как и каждым новым утром, снимали с них очередных пришедших за искуплением «предавших». Находили ли они здесь прощение? Кто знает. Смерть находили, а с ней и прекращение своих мук. Страшная обязанность у этих едва принятых в орден новичков. Древо живет своей жизнью. Именно живет, ведь оно не какое–то апельсиновое или оливковое дерево. Словно голодный пес, оно не желает расставаться с добычей, оплетенной ветвями–лианами, проткнутой насквозь. Топорами и пилами вырубают и выпиливают тела из этого колючего клубка, а ветви шевелятся и грозят захватить и дерзнувшего отобрать пойманное. Песок скрывает пролитую кровь.
А еще Храм полон лиц! Лица повсюду. Выполненные с поразительной точностью и схематически набросанные. Прекрасные и уродливые. Искаженные гримасой боли и пораженные экстатическим параличом. Женские и мужские, старческие и детские. Тысячи, десятки тысяч лиц…
Наследник отвлекся от разглядывания – понтифик заканчивал свою заранее заготовленную речь. Ну вот почти и все, осталось подождать немного и процессия тронется обратно.
Мерный грохот позади заставил обернуться. Храмовые стражники один за одним вбивали в землю мечи и, не отпуская с них руки, становились на колени, преклоняя головы. Еще не веря тому, что видит, наследник престола Святой земли остановившимися глазами смотрел на открывающийся зев Храма.
– Что мне ответить
