машин с Бродвея вливалась в водоворот Таймс-сквер навстречу бурным потокам с востока, запада и севера. На Пятой авеню, казалось, собрались все автомобили мира! По тротуарам торопливо сновали прохожие, укутанные от морозного ветра. А над головой распростерло бархатный покров сапфировое небо, на фоне которого минаретами из восточных сказок белели верхушки зданий.
Такси затормозило перед многоквартирным каменным домом. Пройдя под козырьком крыльца, Джилл пересекла некое подобие средневекового дворика с живыми деревьями в кадках. Такая роскошь впечатляла. Очевидно, слухи о состояниях, нажитых в этом сказочном городе за одну ночь, все-таки правда, и одна такая сказка выпала на долю дяди Криса. Человек, стесненный в средствах, никак не мог себе позволить такое жилье. Явись сюда сам Крез или граф Монте-Кристо, владелец дома, пожалуй, глянет на них с сомнением и намекнет на желательность платы за месяц вперед.
В стеклянной будке за внутренней дверью чопорно восседал, пережевывая жвачку и читая газету, старик в пышно расшитом мундире генерала гватемальской армии. Для полного великолепия не хватало лишь драгоценностей, что, без сомнения, объяснялось личной скромностью. Поскольку рядом не было никого рангом ниже, чтобы представить гостью и ходатайствовать об аудиенции, Джилл взяла на себя смелость обратиться к генералу сама:
– Будьте добры, подскажите, как мне увидеть майора Сэлби?
Задержав на миг ритмичное движение челюстей, гватемальский генерал опустил газету и взглянул на посетительницу. Сперва Джилл решила, что его вскинутые брови выражают высокомерное презрение, но затем поняла, что он удивился.
– Майора Сэлби?
– Майора Сэлби.
– Здесь такой не проживает.
– Майор Кристофер Сэлби, – уточнила Джилл.
– Нет, не знаю, – покачал головой советник послов и любимчик гватемальских красоток. – В жизни о нем не слыхал.
Джилл доводилось читать в романах, как при крутых поворотах сюжета перед глазами героини «все поплыло», но сама она до сих пор не испытывала столь примечательного ощущения. Гватемальский воитель, быть может, и не поплыл перед глазами, однако без сомнения замерцал, так что пришлось даже поморгать, чтобы восстановить его истинные очертания. Суматоха и шум Нью-Йорка уже успели вызвать у нее чувство нереальности, сходное со сном, и эти поразительные слова стали завершающим штрихом.
Возможно, услышанное от гостьи «будьте добры» все же тронуло сердце героя тысячи революций. Каким бы величественным и живописным ни казался он со стороны, но обитал, хоть и неприятно это отмечать, в мире, где пренебрегают мелкими любезностями. «Поди сюда!», «Привет!» и «Черт тебя дери!» – это запросто, а вот «Будьте добры» – уже редкость. Видимо, оно пришлось по сердцу генералу-привратнику, так как он перекатил жвачку во рту, дабы изъясняться членораздельнее, и поднапрягся.
– Как, говорите, его фамилия?
– Сэлби.
– А пишется как?
– С-э-л-б-и.
