указаний до тех пор, пока его кормили теплым ужином и согревали постель.
Настала моя очередь готовить. Я сидела у открытой задней двери, ощипывая курицу и перешептываясь с мамой.
– Он так ничего и не рассказал о себе. – Она чистила морковку, которую вырвала в огороде рядом с домом – резиновую и с пожухлыми листьями от нехватки Солнца.
– Может, он не помнит. – В это оправдание я сама верила с трудом. – Может, он получил травму. На войне или еще где.
Энера поджала губы и кивнула, размышляя.
Мы обе замерли, заслышав шаги на крыше.
– Что он делает? – спросила мама, уставившись в потолок так, будто могла что-то сквозь него увидеть.
Я вспомнила о желобах.
– Пойду гляну.
Она кивнула, но, когда я отложила почти ощипанную птицу, схватила меня за запястье и повернула руку к свече. На ладони виднелись следы угля.
– Вечно она рисует, – сказала мама со слабой улыбкой. – Даже когда наступает конец света.
– Вовсе не наступает, – возразила я, отнимая руку. Но я и в самом деле рисовала. Заполняла страницу за страницей набросками Сайона, пытаясь запечатлеть его глаза, однако это оказалось так же сложно, как передать сияние Луны на том первом рисунке, который я сделала сразу после исчезновения Солнца. И то и другое слишком волнующе, чтобы образы можно было передать столь примитивными средствами.
Сайон сказал, что я стала лучше. После работы в соборе?
Каждый раз, пытаясь разузнать у него наше общее прошлое и натыкаясь на глухую стену, я ужасно раздражалась.
Увидев прислоненную к задней стене дома лестницу, я с трудом по ней взобралась. Досада подпитывала каждый шаг, на сгибе локтя резко раскачивалась лампа.
Я едва не позабыла о своем раздражении, когда увидела, что сделал Сайон. Он согнул и разрезал металлические желоба, образовав непонятный символ – по крайней мере, непонятный с моего ракурса. В нем тлели мягкие красные угольки, и Сайон подбрасывал к его основанию дрова, чтобы добавить еще.
В голове теснилось множество вопросов, но один взял верх:
– Откуда ты меня знаешь?
Он поднял голову. Казалось, его глаза светятся сами по себе. В тени стрекотали сверчки.
Его взгляд вернулся к странной конструкции.
– Видел тебя в Элджероне, в соборе.
Я поднялась на крышу, стараясь не потерять равновесие.
– Я бы тебя запомнила.
– Да?
Я принялась нервно теребить свою косу.
– Ну разумеется. Ты… запоминаешься. – Я отказывалась смущаться от этого слова.
Мгновение он не отвечал.
– Сейчас я выгляжу иначе.
Я уставилась на него, пытаясь понять. Пытаясь представить его с короткими волосами или более худым. Возможно, чисто выбритым. Память отказывалась повиноваться, но если рассмотреть его при свете дня…
– Ты мне не доверяешь? – спросила я.
Он
