style="font-size:15px;"> Карета тронулась, а Селин всё смотрела в остекленевшие и будто заворожённые жёлтые глаза убитого дикаря, устремленные в небо. Множество спутанных выгоревших на солнце кос окрасились тёмным из лужи под ним. Привычная для бедных районов одежда так и не сделала этого чужака похожим на местных жителей. Весь его вид выдавал чужеродность. По смуглой коже от самого ворота на шее, на щеках и даже по лбу мерещился сложный рельефный узор. Рисунок очень напоминал искусное клеймо, что ей как-то довелось увидеть на теле одного из рабов на конюшне.
Селин коснулась собственной шеи и чуть спустила пальцы за кружево ворота. Сердце вновь забилось сильнее.
– Кстати, о поминальной трапезе, – продолжил Фредерик де Сюлли, подслеповато щурясь на рукав своего расшитого камзола. – В прощальном рандеву мне отказано – что весьма прискорбно – но ты же не отклонишь мою просьбу насладиться твоим талантом перед отбытием? Хочу, чтобы ты исполнила ту печальную арию, как там она называется?… Пусть задаст тон сегодняшним гостям.
Де Круа непонимающе уставилась на герцога.
Даже после таких потрясений он думал только о развлечениях. Ей предложено выступать на поминальном ужине на потеху публике, да ещё под унизительно жидкие аплодисменты и протокольные восторги. Неужели она не ослышалась? Да и вообще, ей так давно не приходилось практиковаться…
Селин тяжело вздохнула.
Пение действительно было для неё отдушиной. Практически единственным способом выплеснуть подавленные эмоции и на минуты, кажущиеся вечностью, отлепиться от приросших масок. Но предаваться отрадному увлечению юности приходилось всё реже. Под приглушенные смешки и осуждающее шушуканья в кулуарах де Круа однажды осознала, что избранная ею карьера дипломата и сомнительная репутация оперной певицы абсолютно несовместимы.
Словно наперекор ей, герцог, будучи из числа редких ценителей и эстетов, то и дело настаивал на выступлениях на различных торжествах. Отчего любимое занятие порой превращалось в настоящую пытку.
Селин с мольбой посмотрела в глаза дядюшки, показавшиеся совершенно бесцветными. Весь его вид полностью исключал любую возможность отказа.
– Как пожелаете, Ваша Светлость, – борясь с комом в горле, прошептала де Круа.
***
Дверь закрылась и отделила её от гомона и смеха в зале, полной изрядно повеселевших от выпитого гостей. Музыканты заиграли после паузы.
Коленки всё ещё дрожали. Спеть она так и не смогла. То ли из-за рыданий, то ли из-за нервов. Голос её оставил.
Это фиаско.
Селин прислонилась спиной к двери и выдохнула. Годы фальши, равнодушия и цинизма, замаскированные в позолоченные вензеля, шелковые оборки и витиеватые речи. Всё перечисленное, как и то, о чём не принято говорить вслух, она оставила за этой проклятой дверью и возможно больше никогда не увидит осточертевших лиц.
Пусть же теперь их будет разделять целый океан!
