вынул тряпочку, повертел по всякому, прикидывая, как с ней обращаться. Бросить в воздух и прыгнуть сверху? А вдруг это не так работает?
Когда я случайно взял ведьмин платочек за два угла, он вдруг поднялся вверх и потянул меня за собой. Я повис над небесной твердью. Зажмурился, дрыгнул ногой и оттолкнулся!
Я висел между двумя сверканиями: небесным и земным, медленно спускаясь на землю. Воздух вокруг меня искрился крохотными ледяными кристалликами. Ощущение было интереснее, чем когда я уменьшался, будучи великаном.
Торжественно, медленно я опустился в горящий от звездного блеска снег, и уже без всякого благолепия рухнул в сугроб. Платочек вырвался и умчался на небо, оставив у меня в руке щепоть ниточек. К хозяйке полетел!
Я оглядывался и отряхивался.
Приземлился я в снег на опушке леса. Как она там сказала? «Иди в лес, ищи Рогатого с мешком»? Кажется, какого-то рогатого я уже видел.
Пошел я между низкорослых заиндевелых деревьев, воображая себя следопытом. Загвоздка в том, что следов на снегу не было. Сверху-то я видел, какой лес огромный. Может, Рогатый в другом конце его бродит. Потом вспомнил, как он рогами иней с деревьев сбивал, стал и наверх поглядывать. Ветки все прятались в цельных серебристых чехольчиках, как рога у оленя. Здесь никто не проходил.
Покричать, что ли?
Поорал я «эге-гей», задрав голову к звездам первого неба, а когда снова взглянул вниз, увидел прямо у своих ног цепочку следов. Лисичка! Лисы ставят одну лапку за другой, словно идут по ниточке. Такой характерный след даже я узнал.
Странная, однако, лисичка – на крик пришла. Ну, как бы то ни было – хоть одна живая душа! (Медведей я почему-то не боялся. Подозревал, что тут звери все волшебные – разговаривают. Хотя, сказочные существа, конечно, тоже покушать не дураки).
Поспешил я по следу. Лисичка сперва бежала прямо, потом начала петлять, и на одном вираже след оборвался. Тоже, что ли, на небо взлетела? Глянул вверх – иней на месте. Тут я вспомнил, что эти хитрые звери умеют след скрадывать.
Плюхнулся в снег под дерево – передохнуть. Благо в местных шкурах можно в снегу валяться без опасения – не простудишься. Ну и взмок же я в этой первобытной одежде! Так увлекся, что не заметил, как по следу бегом бежал.
Не успел в себя прийти, как на меня какая-то ажурная тень упала. Поднял голову: мама родная! Да что же это такое?! Стоит скелет, здоровенный, блестящий; голова у него – оленья, с рогами. За спиной – мешок. Тот самый Рогатый, которого я сверху видел, когда еще считал себя Месяцем. Вокруг его берцовых костей лисичка вертится, точнее, скелет с лисьей головой. То на четыре лапки-косточки опустится, то выпрямится, как человек. Но я в этой чукотской сказке уже ничему не удивляюсь.
– Привет, – говорю и пальцем в небо тыкаю, – меня к вам сверху прислали. Еле вас нашел.
А Рогатый молча наклоняется и кидает меня в мешок. Словно гриб сорвал. Рука у него трехпалая, как манипулятор.
Свалился я в мешок – там уже что-то лежало. Я ощупал: мерзлая звериная тушка и какая-то дохлая, довольно крупная, птица. Может, тетерев.
