семье появился дядя Витя. Звать его папой я так и не научился. «Дядь Вить сказал», «дядь Вить зовёт», «дядь Вить – третье», «дядь Вить – десятое».
Он был выше среднего роста с характерной причёской из шестидесятых, только без бриолина, худощавый и жилистый. Каждое утро жужжала его электробритва, потом он быстро исчезал, оставив после себя запах одеколона и гуталина.
Отчим так и остался для меня чужим. Никаких чувств к нему я не питал, но он любил маму, и поэтому мы жили вместе. Я, безусловно, преувеличиваю, называя его чужим, разве это возможно? Каждый день видеть его, разговаривать, есть за одним столом, ходить на рыбалку. Он был родственником не дальним, но и не близким, и я эту родственность ощущал. Он был даже ближе настоящих родственников, которые приезжали летом погостить и отдохнуть на море.
Дядя Витя частенько брал меня на рыбалку. Однажды мы с его другом поехали на Кубань. Поехали в ночь, на мотоцикле с коляской. На большом автомобильном пароме переправились на ту сторону и прибыли к месту назначения ночью. Это была специальная станция для рыбаков.
Несколько часов нам удалось поспать и на рассвете отправились ловить тарань на деревянных вёсельных плоскодонных лодках, которые мы взяли напрокат. Взрослые на одной лодке, а я, как барин, на другой. Целый день я мотался по плавням между островов и просек, поэтому рыбы я поймал немного, в отличие от заядлых рыбаков, которые за целый день сменили место всего один раз. Эта пресноводная рыбалка мне очень понравилась своей необычностью. Потому что я всю сознательную жизнь рыбачил только на море: чаще всего в рыбколхозе с причала или на переправе с больших каменных кубов – волнорезов. И шлюпки на море были гораздо больше размером, а вёсла тяжеленные.
Но была ещё одна грандиозная рыбалка, которая изначально предназначалась для сильных и закалённых морскими ветрами мужчин. Благодаря отчиму, я всеми правдами и, по-видимому, неправдами попал на эту далеко не детскую прогулку на рыболовном судне. Поздним вечером я осваивал незнакомый причал и почему-то волновался. Капитан был недоволен моим появлением, и это понятно.
В ночь вышли в море, а уже через час разыгрался шторм. Сейнер изрядно качало, бросая из стороны в сторону. Меня кинули на верхнюю коечку, которая имела бортик, чтобы не вывалиться, и я в ней катался, как мячик по футбольному полю. В этом походе выяснилось – что морской болезнью я не страдал. Когда закончилась качка – я и не заметил. На рассвете разбудили, приказали прибыть на палубу. Там мне дали удочку-закидушку, и пошла такая рыбная канитель, какой я в своей жизни никогда не видел.
Моросил мелкий дождик и стоял густой туман, такой мутный, что видимость была почти нулевая. Вдоль бортов стояли мужчины, вернее сказать, суетились, потому что азовский бычок шёл напролом. Грузило ещё не успевало коснуться дна, как леску уже трясло, приходилось вытаскивать. На крючках, которых было не меньше десяти, трепыхалась рыба.
Почти белые песочные бычки, обитавшие в Азовском море, считались деликатесом. Эту сладкую рыбку ловили на черноморскую
