Она смерила подозрительным взглядом меня, осторожно поддерживаемую под локотки бравыми констеблями. Воображаю, как я выглядела: простоволосая, растрепанная, с покрасневшим от слез лицом и в сопровождении полиции!
– Явились! – буркнула Сольвейг не очень-то приветливо и припечатала: – От дурной головы и ногам покоя нет!
Я усмехнулась: неплохое напутствие. Хорошо хоть не эпитафия…
Глава 2
Любовное зелье
В тот вечер я возилась с травами в «Уртехюсе». Ингольв все еще злился, так что я старалась поменьше времени проводить дома. Муж долго меня отчитывал, узнав об истории с фотографом.
В памяти всплыло перекошенное лицо Ингольва.
– Ты что, совсем ничего не соображаешь?! – горячился он. – Какого… тебя понесло в его дом? Ты хоть понимаешь, что скажут люди?
По его мнению, моя вульгарная манера совать нос не в свое дело компрометировала уважаемого полковника.
– Тогда господин Гюннар продолжил бы убивать девушек, а не оказался бы в тюрьме! – не выдержала я.
– Так ты еще и споришь?! – взвился муж, угрожающе нависая надо мной.
Ингольв весьма болезненно относился ко всему, что могло бросить тень на его положение. Надо признать, для этого у него имелись причины. Когда мы поженились, Ингольв был в звании лейтенанта, и без меня он вряд ли достиг бы нынешнего положения. И он никогда не сможет этого забыть…
Словом, неделю назад мы поссорились.
Некрасивые подробности не шли из головы: искаженный злостью рот мужа, обидные слова. Если бы память о приятных моментах была столь же крепкой! Но невесомое благоухание яблоневых лепестков испаряется из мыслей так же быстро, как увядают цветы, а вот горькие плоды болезненных воспоминаний хранятся годами…
Позабыв о греющихся на плите ингредиентах, я сидела, подперев голову рукой, и смотрела в окно. На стеклянной поверхности дрожали и танцевали тени и, как в зеркале, проступали какие-то образы, которые тут же смывал ливень.
Так одиноко… Если закрыть глаза, то можно представить, что это не дождь стучит, а почтальон, который принес долгожданное письмо. Глупо, ведь Ингольв не позволил мне вести переписку с родными и друзьями.
Я словно вновь слышала резкий тон новоиспеченного мужа: «Запомни, теперь твое место рядом со мной! Не хочу, чтобы родственники настраивали тебя против меня! Так что не смей им писать, я запрещаю».
И свой собственный, растерянный и оттого по-девчоночьи тонкий голосок: «Любимый, но ведь это моя семья!»
«Теперь твоя семья – я», – отрезал тогда Ингольв…
В такие ненастные вечера кажется, что я одна во всем мире, и горло стискивает от безысходности. Тоска пахнет пылью, прибитой дождем…
Все вроде бы хорошо: дом, сын, муж, любимая работа… Но чего-то, важного и необыкновенного, уже никогда не случится. Жизнь так и будет катиться по наезженной колее, оставляя далеко позади упущенные возможности и заброшенные мечты.
