одна горячность и вопли!» – «Нет, ты сама как Настасья Филипповна – сумасшедшая ворона, флиртовка, дура!» Представляю, как он читал все это полное сумасшествие, как шел, опасаясь подвоха, среди грозно натянутых струн из слов, как, возможно, плакал и воздевал руки к небу: «О эти русские, как их понять!» А чего нас понимать? Мы сами себя не понимаем. Вообще, зачем что-то понимать? Просто живи! Есть степь, водка, любовь, можно насыпать денег, а можно их кинуть в костер, так даже еще веселее. Больше ничего не надо. Вот честно.
– Ваша такая большая классическая музыка… – продолжает он, – а балеты? Если к нам вдруг приезжает Санкт-Петербургский балет, я непременно иду! Это всегда мечта, чтобы видеть, как танцор двигается, летя на замечательной музыке Tchaïkovski… Это некоторое волшебство в воздухе…
– Ммммм, – это я пытаюсь изобразить что-то от внимания.
Корни русского балета
Скажу честно, бывает такое, что я отключаюсь во время беседы. Не знаю, как это происходит, в общем, процесс не зависит от меня. Перегружается ли мой «компьютер» или просто я мечтательная ворона? Ну вот реально, выпадаю из этого мира в свой. А там, к примеру, вот что. Моя безумная любовь к балету. До того безумная, что дома я хожу только на цыпочках, и маман реально опасается за ребенка, как бы ноги у девочки не стали кривыми.
– Прекрати ходить на цыпочках, – кричит она из кухни. Оттуда пахнет какао и черемуховым пирогом. – А то ноги будут колесом!
Я очень боюсь, что у меня ноги станут колесом. Вот вы видели хоть раз, чтобы у балерин были такие ноги? Нет? И я не видела. Балерины такие хорошенькие, все в белых пачках, с погребальными веночками на головах, а стройными ножками они «тараторят» по сцене. А ведь я очень хочу стать балериной. И об этом дома объявила. Приказала маман сшить мне белую пачку с множеством накрахмаленных юбочек. Моя папина деревенская бабушка Маша поджимает губы, которые и так тонкие, а теперь стали похожи на суровую нить.
– Что удумала?! – возмущенно тычет она меня в спину пальцем, я сгибаюсь от ее тычка, но продолжаю свой пируэт. Палец жесткий, слегка скрюченный (как ноги колесом) от тяжелой работы. – Балерина! Да что же это? Будет тебя мужик за голые ляжки таскать, вот что. Стыд!
И она начинает суматошно вязать очередной носок для меня. В большое окно нашей «сталинки» немилосердно дует ледяной ветер. Сквозь окно видны растянутые по небу белые толстые пушистые дымные «провода» из таких же толстых и больших заводских труб. На «проводах» восседает веселое замерзшее солнце и показывает мне язык.
– Аааааа! – ору я и стараюсь залезть своими худыми детскими ляжками в колготках на огромный плоский подоконник, крашенный толстым слоем масляной белой краски. Я эту краску тихонько колупаю мизинцем, она отскакивает, вот уже целое «озерцо» образовалось на поверхности. Красота – страшная сила.
– Еще и орет как антихрист! – бабушка решительно бросает вязание и идет доставать меня с подоконника. Я сопротивляюсь.
