отсветы костра, то ли на крыше и вправду было жарко, однако по лбу Маграба вроде бы потекли крупные капли пота.
Или… или воля учителя столкнулась с неодолимой преградой, которую поставил на ее пути подросток.
Мне хотелось верить в последнее.
Тень Маграба на миг качнулась, затем начала расти, угрожая поглотить мою, и снова вернулась на место. Похоже, меня начала одолевать усталость – появились видения, – да еще и солнце, поднимавшееся за спиной, нестерпимо жгло затылок.
Пот с меня тек рекой, и я боролся за каждый вдох, пытаясь заставить легкие втягивать воздух. Где-то за глазами бешено пульсировало, словно в голове поселилось второе сердце.
Вряд ли я смог бы долго противиться воле Маграба. Разумеется, количество граней восприятия, которое я был способен создать, приводило его в восхищение, однако сравниться с ним в длительности их удержания мне не позволял опыт. Состязание на выносливость – не то же самое, что борьба с плетением, заставляющим булыжник упасть тебе на голову.
Мы изо всех сил давили на разум друг друга, навязывая свою веру, свое ви́дение огненного кольца. В итоге наша борьба заставила пламя замереть где-то посередине между высотой, которой добивался я, и уровнем, что пытался задать Маграб.
Я вспомнил его слова: все в мире имеет свою историю и в каждой из них кроется истина конкретной сущности. Огонь – живое существо, обладающее собственной волей.
Не могу сказать, что я тогда постиг историю огня – это было бы явным преувеличением. Однако кое-что узнать мне удалось, и знание осталось со мной навсегда.
Цель пламени не в том, чтобы гореть и разрушать. Огонь хочет жить и борется с миром за свое существование, за каждую искорку. Он и рождается в борьбе – от трения, от удара сталью о кремень. Согревая наши сердца и освещая наши жилища, огонь желает жить вечно и в то же время поглощает ту пищу, что его поддерживает. Тем не менее он старается расти и захватывать жизненное пространство. Его неистовую страсть к жизни невозможно умерить.
В каждом из нас есть огонь, просто называют его по-другому, да и формы он принимает разные.
Заново осознав непреложную истину, я ослабил хватку и позволил огню гореть так, как он считает нужным.
Поняв, что я делаю, Маграб тревожно распахнул глаза. Его плетение сражалось с моей волей, но само по себе огонь не подавляло. Теоретически образ, что он удерживал на гранях разума, должен был полностью погасить пылающее кольцо или хотя бы уменьшить его высоту до жалких нескольких дюймов.
А теперь, когда противодействие исчезло, учителю пришлось приноравливаться не к моей воображаемой картинке, а к реальной силе пламени.
Совладать со столь быстрым и неожиданным изменением ему оказалось не под силу.
Огонь вспыхнул, затем почти погас и наконец с ревом взметнулся вверх, воспользовавшись заминкой потрясенного Маграба. Наступила тишина, в которой весело, словно и не было никакой битвы умов, потрескивал наш костер.
Учитель долго
