себе, целому, исчезновение, растворение. Возвращение. Через глубоко личный канал. Главное – внутренний канал. Все перед ним меркнет. Это – главное. Всё – изнутри, из тебя самого, мир реализуется через твой разум. Твой, не чей-то. Не оглядывайся, слушай себя. То, во что вслушиваешься по-настоящему, – черная дыра, за которой мир. Без тебя, но ты его часть. Парадокс. Сознание – черная дыра между «сейчас» и «всегда». Там что-нибудь осталось? Во фляге?..
– Струны, чувствующие, как?.. брану?.. Это что-то из гитары? – подал голос Егорыч, отказавшийся от спирта в пользу Вульфа.
– Долгая песня, – отозвался Белоядов, завинчивая полегчавшую флягу.
– Ты куда-нибудь за десять лет на «Таймене» опоздал? – услышал Егорыч уже знакомую фразу.
– Вот к этому мостику, – вытянул Белоядов руку в сторону реки (хотя точно сказать, где река, Егорыч сейчас бы не смог).
– Ра́зве что… – поднес кружку ко рту Вульф. – Ху-у-у… Поведал бы нашему юному другу. Заодно бы и я… амбары проветрил.
– Ночь, оно конечно, долгая… Голяком на морозе дремать – не вариант. Спальники подтекли. От костра на полметра – холод стеной… – снова вытянул руку в сторону Белоядов. – А фляге – амбец… Исходя из «гитары», начинать, полагаю, придется с самого начала? «Есть ли жизнь на Марсе?»
– И чем запивать? – вставил, покачнувшись, Вульф.
– Сметайте-ка всё со стола. Чтоб пусто было. И эту, к Дню Благодаренья, тоже… Егорыч… Лезандр… По кусочку – и дело с концом… Ну, куда руки об фуфайку, салфетки ж есть!..
В наступившей тишине за деревьями ожил голос реки, звучавший на перекате… Еловая глушь, расступившись над полуночниками, открыла украшенную редкими блестками черноту, кажущуюся еще чернее и неподвижнее на фоне обступивших поляну стволов, здесь, внизу, освещенных светом костра. Тихо горевшие на немыслимой высоте звезды почему-то наводили на мысль об ожидавшем назавтра по-настоящему теплом дне.
– Инфляционная теория… – осторожно начал Белоядов.
– Теория Большого взрыва… – бросив на Егорыча нетвердый взгляд, пояснил изрядно захмелевший поэт-песенник.
– …постулирует что? Что взорвалось? Взорвался бесконечно малый, условно говоря, супер-кристалл из четырех сил: электромагнетизм, гравитация и два ядерных взаимодействия – сильное и слабое. Резерфордовский атом представляешь? – ну, вот, в ядре – взаимодействия. Идея Эйнштейна в чем? Связав все эти силы одной формулой, описать этой формулой все мироздание, практически вывести мир из одной геометрии. В чем проблема? Гравитация, представляющая собой искривление пространства, никак не соединялась с тремя остальными силами, описываемыми квантовой механикой. В одну формулу. Не хотела. Это запев. Теперь дальше.
Лет эдак тридцать с гаком назад стало ясно, что теория поля не объясняет сильного взаимодействия – силы, соединяющей частицы в одно атомное ядро. В теории поля элементарные частицы – бесконечно
