сидя на коврике, глядя на поднимающийся из-под крышки кастрюльки дымок, произнес угомонившийся, в кои-то веки совершенно бездеятельный Белоядов. – Относительно соленого-голубого. Энергия раздражителя в рецепторе преобразуется в электричество (как звук в микрофоне), в голове из электричества возникает образ – коротко говоря, сигнал, символизирующий исходный раздражитель, но (в отличие от звука, возвращаемого в динамике) никак не окрашенный. Окрас – условен.
– И робот будет думать, – завершил цепочку рассуждений Егорыч.
– Чего?..
– Изучая всю эту механику… то есть хрумкая капусту, как гусеницы, – начал Егорыч, – мы… то есть, кормовое растение… мир – не кормовое растение.
Белоядов помотал головой: объяснение Егорыча ничего не объясняло.
– То есть капустой может быть все, кроме… – Егорыч остановился, собираясь с духом. – Я не понимаю, что такое ощущение. Если бы оно было только определенным да/нет, заставляющим меня действовать, тогда понятно. А что такое бледно-лиловое и голубое, как вот эти склоны? Или ре-бемоль? Как я должен действовать? Сам окрас ощущения, слухового, зрительного – или это не механика, поскольку ни на что не направлено, или это, как любая механика в живом, сигнал, но чего? Я о природе внутреннего, идеального: что оно такое?..
– Развитость все тех же да/нет, – оглянувшись на синий склон, сказал Белоядов. – Эволюционное развитие градаций: цветовых, слуховых, вкусовых. Пространственное разведение в нервных структурах тонко различающихся внешних сигналов. В результате – иллюзия окраса, эмоциональная составляющая, не более того.
– То есть, все-таки капуста? – уточнил Егорыч.
– М-м-м… – промычал Белоядов, принимая от Вульфа миску с вермишелью в бульоне. – Да.
– «Кто был тот ювелир, / что, бровь не хмуря, / нанес в миниатюре / на них тот мир, / что сводит нас с ума, / берет нас в клещи, / где ты, как мысль о вещи, / мы – вещь сама?» – декламируя, Егорыч принял из рук кашевара и быстро опустил на землю свою горячую миску.
– Ну, вот, все сразу ясно… – подув в ложку, усмехнулся Белоядов.
– Это Бродский, – подал голос кашевар. – Речь о бабочке, о ее крыльях. Обращение к бабочке. «Ты лучше, чем Ничто. / Верней: ты ближе / и зримее. Внутри же / на все на сто / ты родственна ему. / В твоем полете / оно достигло плоти; / и потому / ты в сутолке дневной / достойна взгляда / как легкая преграда / меж ним и мной»…
– Количество не переходит в качество, – обжигаясь и дуя в ложку, не отступал Белоядов от цели: половина его миски уже была пуста. – Я имею в виду: то, что вас двое, дела не меняет… Есть какие-то данные о сходстве живой клетки и всех ее микротубул… микротрубочек – с квантовым компьютером, связанным… ну, как это выразиться, чтоб не скатиться до… со всей Вселенной, в общем, – махнул он рукой, не найдя подходящего слова. – Но все это – белый шум. Фантазии.
– Наши души – из само́й ткани Вселенной… – заявление Егорыча повисло в воздухе… – Но что́ эта ткань? Какова ее суть? Ее основа?
– Во-во! –
