style="font-size:15px;"> – Ну, что, щ…щ…щеглавль… – сев и вытянув ноги, обратился он к светлохвостой добыче, вывалившейся наполовину из мешка в траву. – Выб…б…бирай, как т…т…тебя готовить: з…з…запекать, варить или ж…ж…жарить… (Так Жанна, Баклажана их детства, допрашивала выловленных из варенья ос: «Выбирайте, как вас казнить: утоплением или отрыванием головы?!»)
Залитый солнцем, плавно спускавшийся к реке луг с крохотной фигуркой Левки на берегу, безмолвствовал. Кузнечики, заливавшие эфир с середины лета, сейчас, посреди июня, молчали… Ни облачка – убедился Ника, оглянувшись на такое же чистое вдалеке-вверху, над хрипотинскими хатами, небо, как и здесь, над лугом: стоявшая над головой глубокая синь, с непостижимой неуловимостью бледневшая, стекая к горизонту, дразнила откровенностью – на секунду Нике представилось: бледность – это оттого, что там, ближе к земле, синь, как с мели, уходит прочь… оставалось понять, отчего здесь, над головой, глубоко.
– Да, с…с…словом! Да! Чем же еще!.. – ни с того, ни с сего, озлился Ника. – Нету с…с…слова – нету никакой ин…н…нформации! Только б…б…будешь м…м…мычать, как п…п…питекантроп, да п…п…пальцем в…в…вокруг т…т…тыкать… лежать в м…м…мешке с к…к…крапивой и х…х…хвостом м…м…мотать… или т…т…торчать вон, к…к…как этот… – недоговорив, разволновавшийся, раззаикавшийся Ника воздел глаза к синеве с уходившим в нее одним из двух стволов, иссохшим, в отличие от второго…
На ужин (первый же, без мамы, ужин первого хрипотинского лета) была черемша. Или спаржа?.. Что-то зеленое, уже не вспомнить – ни как выглядело, ни как называлось. Но называлось… В отличие от щеглавля… Посреди ночи братья одновременно открыли глаза: непривычные к деревенской еде желудки сигналили о приближавшейся катастрофе… Две пары босых ножек, простучав по полу, въехали в три разбросанные у порога сандалины… с бабы-Люсиной кровати понеслось вслед: «Ведро – в сенях»… проскрипели поочередно – дверь в сени, дверь во двор… и над головами перепуганных беглецов распахнулась щедро посоленная, от крыльца до сараев, черная бездна. Не соображая, Левка в обоих сандалиях и Ника в одном, галопом полетели через залитый невидимым фонарем двор! Левкины руки первыми вцепились в железную ручку заведения, и Ника остался один на один с этим пугающим – за спиной – пространством. Извиваясь, переминаясь с ноги на ногу перед закрытой деревянной дверью с глазками от спиленных сучков, Ника сперва повторял вслух, а потом как бы уже со стороны слушал этот звучавший в голове голос кого-то, забравшегося туда, в голову: «Скорее!.. скорее!.. скорее-скорее…», сменившийся вдруг тишиной… Тишиной, в центре – с ним, Никой… позабывшим, переставшим понимать, где он… что он тут делает… он ли это вообще… Кто-то вместо него, Ники, беззвучно забарабанившего, заколотившего кулачками в запертую перед носом дверь… какой-то отделившийся от него мальчик… осторожно обернулся, боясь вскрикнуть и разбудить раскинувшуюся за спиной, на расстоянии вытянутой руки, бездну с собачьей, в половину черного неба, головой… Морда отвязанной на ночь собаки, оставаясь на месте,
