толстой разноцветной фасоли для красоты. Потом плотно закрыл окно, проверил форточки. Всё было как надо. Мишка развязал нитку на коробке, приподнял крышку и засунул туда руку. Кешка, не отрываясь, затаив дыхание следил за ним. Мгновение – и из Мишкиного кулака уже выглядывает удивлённая взъерошенная головка чижа. Первый чиж очутился между рамами. Кешка бросился смотреть его. А Мишка уже доставал другого. Скоро за стёклами сидели все четыре чижа. Серенькие, маленькие, с зеленоватыми грудками. Они порхали вверх, вниз, поднимали невесть откуда взявшуюся пыль. Скакали по крупяному ассорти, совсем не обращая на него внимания, словно это был не корм, а уличный песок.
– Мишка, почему они не едят?
– Сытые, – ответил Мишка. Они ещё несколько минут постояли у окна, поглядели, как порхают и возятся за окном шустрые чижи. Потом Мишка схватил шапку, заторопился домой. – Арифметику ещё надо доделать, – сказал он на прощание. – Значит, до завтра… Я рано приду, утром…
Когда Мишка ушёл, Кешка поставил к окну стул и смотрел на чижей, пока они не угомонились и не уснули, спрятав носы в перья. Птицы ложатся спать гораздо раньше людей… Зато и встают они… Но об этом дальше.
Кешка сквозь дрёму видел, как пришла мама с работы, как легла спать. Потом ему стало душно; он проснулся, встал с постели, хотел открыть форточку и вспомнил про чижей. Мама спала чуть приоткрыв рот; щёки её разрумянились, – наверно, и ей было душно. Но ведь форточку открывать нельзя – чижи улетят. Кешка подумал-подумал, что ему делать, и уселся у окна, решил сторожить форточку до утра. Кто знает, усни он, мама встанет и откроет. Что тогда Мишка скажет? Кешка долго смотрел на спящих птиц, на серое небо, на яркую зеленоватую звезду Вегу. Потом всё это закружилось и куда-то пропало, словно на окно накинули плотную штору. А под утро Кешка увидел сон. Будто идёт он с Мишкой в школу выпускать чижей. Чижи поют песни, Мишка поёт, и он, Кешка, подпевает. Такое веселье вокруг, и вдруг мамин голос: «Безобразие!»
Кешка открыл глаза. В комнате светло и стоит такой гвалт, хоть уши затыкай. Чижи горланили в четыре глотки, и даже удивительно: маленькие птахи, а шумят, будто целый птичий базар.
Они били крыльями, лущили крупу и долбили носами в стёкла.
Над домами плыли розовые облака; солнце, должно быть, ещё едва поднялось над землёй.
Мама закрыла уши подушкой и просила, не размыкая глаз:
– Кешка, прогони птиц с окна… Чего это они у нашего окна раскричались?..
Кешка растерялся.
– Ма, их нельзя прогнать, – наконец пробормотал он, – сегодня День птиц.
Мама села на кровати и увидела, что Кешкина постель пуста.
– Опять твои фокусы?.. Должна я отдохнуть или нет?..
– Должна, – согласился Кешка.
– Тогда прогони птиц… сейчас же!
– Нельзя ведь, – упавшим голосом запротестовал Кешка.
– Тогда я сама прогоню!
– Мама, – закричал Кешка, – чужие чижи!.. – Но мама потянула на себя первую раму и тут же отскочила от окна. Чижи, как ошалелые, ринулись в комнату. Они садились на абажур, на картины,
