слабостями, горестями. Будучи блестящим лицедеем, он становился беспомощным и легко читаемым вне театральных подмостков.
– А причем тут я?
– Ты сердился на меня из-за Черных Титанов. Был восхищен красотой фонтана. Был удивлен возникшей объемной картой Гефетрона. В твоих глазах читался явный интерес к предстоящему морскому путешествию, как и нежелание писать доклад. И, конечно же, нетерпение увидеть Твейлис, ради чего ты пошел не в гостиницу, а в город.
– И что тут такого? – буркнул Фильт.
– Но я увидел не только это. Ты был воодушевлен, в прекрасном настроении, ты был полон жизни, и я, скажу тебе честно, очень рад, что тебе так нравится в Хэфдоуне, и я это понял еще до твоей первой встречи с Твейлис. Теперь же это куда-то ушло. Не думаю, что причина в слежке или внезапной встрече с девушкой.
Разведчик вздохнул. Будь ты неладен, учитель, со своим всепроникающим взором. И юноша нехотя поделился с магом своими наблюдениями за местными жителями.
– Что ж, тогда понятно, – вздохнул тот. – Но удивлен, что ты это заметил так быстро. Хотя ты же разведчик как-никак.
– И вы можете это объяснить? – спросил Фильт. – Лично у меня вариантов нет.
– Жители Хэфдоуна, Фильт, воспитываются совершенно не так, как в Сколладии или других странах. Я долго спорил на эту тему с Мудрейшими, но они были непреклонны. Так что ты в некоторой степени угадал, что показывать свои слабости или отрицательные эмоции здесь не принято.
– Но что здесь плохого? Это же естественные вещи. Если, к примеру, умирает близкий мне человек, я не смогу ходить с довольной улыбкой и делать вид, что ничего не произошло. По-моему, это обман и себя, и других. Разве нет?
– Со своей точки зрения – да и с моей тоже – ты прав. Но я тебе говорил, и ты уже начал это понимать, что здесь иные правила и нормы поведения, которые мы, будучи в гостях, осуждать не можем. Не мы устанавливали этот уклад, и не нам его менять, даже если мы считаем его неверным. Пойми, Фильт: очень многое в Хэфдоуне держится на безграничном доверии к Мудрейшим. Если люди начнут сомневаться, то никто не сможет предугадать, к чему это приведет.
– Мне сложно будет это принять, – глухо ответил юноша. – Как я смогу кому-то верить, кому-то доверять, если буду знать, что от меня что-то скрывают. Или как я смогу помочь, если что? И у меня не получится подавлять свои, как вы выразились, отрицательные эмоции, да и не умею я этого.
– Никто и не заставляет, – откликнулся Мол-Габур. – Ты должен быть собой, вот и всё. Но не пытаться заставлять других думать и чувствовать так же, как ты сам.
– Я запутался, – мрачно сообщил магу Фильт. – Теперь, если я еще раз встречу Твейлис, я подсознательно буду думать, что она неоткровенна со мной. Ничем хорошим это не кончится. Мне кажется, что нельзя пытаться изменить человеческую природу.
– Вопрос в том, что она такое, эта человеческая природа, – заметил Мол-Габур. – Ты считаешь, что она такова, как ты привык в Сколладии. Здесь считают иначе. И кто прав?
Фильт
