войны, когда эмоция страха определяется с выбором и решает, какое измерение главенствует дальше.
– Страх решает судьбу реальности?
– Еще хуже, – озадачился отец. – Страх решает судьбу одного конкретного обладателя, в твоем случае, наблюдателя, – отец опустил голову. – Эмоция страха при бескровной войне набирает силу, а дальше… – он замолчал.
– Что дальше, пап? Что будет?
– Теоретически, страх, набирая силу в войне, решает: оставлять реальность в действующем измерении или сместить, – описал Евгений Викторович. – Делая выбор, страх либо оставляет все как есть, либо меняет, забирая при этом силы хозяина, навсегда лишая его права обладания эмоциями.
– Страх выведет меня из обладателей? – испугалась Мирослава.
– Теоретически, да, – отец кивнул. – Если страх решит не смещать измерение реальности, он оставит в обладателях хозяина, как делает это вот уже пять столетий подряд.
– Страх не менял измерение, – догадалась Мира.
– И не факт, что захочет сместить вновь, но есть Леша, который все просчитывает заранее, – Евгений Викторович затер лоб.
Мирослава поняла переживания отца.
– Я не хотел никому дарить гагат, – признался он. – И тем более я не планировал раскрывать в тебе страх, чтобы потом лишить тебя права обладания эмоциями.
– Но, ты именно так и сделал, – обижено произнесла Мирослава.
– Нет, Мира, как сегодня выяснилось, я этого не делал, – Евгений Викторович оценивающе смотрел на дочь.
– Я не понимаю, – призналась Мира.
– Я надежно спрятал гагат и хранил, чтобы он никому не достался, – делился отец. – Единственной моей ошибкой было место его хранения.
– Мастерская дяди Паши, – догадалась Мирослава.
– Да. Главная его мастерская, в которой мы с тобой недавно побывали в гостях, – подтвердил Евгений Викторович.
– Неужели дядя Паша решил мне подарить гагат?
– В моих воспоминаниях, я сам даю Паше коробку, чтобы он подарил тебе камень, но когда ему пришлось поделиться сокровенной тайной, мне показали правду. Паша сам отдал тебе камень, чтобы ты раскрыла эмоцию страха, а мне он исправил воспоминания.
– Он может повлиять на воспоминания? – удивилась Мира.
– Влиял не он, – отец тяжело вздохнул, – но по его просьбе.
– Кто влиял? – тихо спросила Мирослава.
– Зачем тебе это знать?
– Я хочу знать, кого опасаться.
– С твоим статусом, можно и нужно опасаться всех, – Евгений Викторович вздохнул.
– Пап, скажи кто?
– Андрей, конечно же, кто еще?
– Учитель, – расстроилась Мира.
– Не думай ни о ком из них плохо, они делают все так, как надо, – Евгений Викторович обнял дочку.
– Как надо им, – рассердилась Мира.
– Как надо вселенной, – посмеялся отец. – Знаешь,
