мать поняла и приняла её чувства, что непременно влекло за собой и принятие её брака. Больше никаких ссор, только мир, покой и семейный уют. Вдохновлённая этим, Персефона поспешила вернуться к супругу.
Царство Теней накрывал защитный божественный купол, из-за чего всем, кто хотел встретиться с Владыкой или с другими обитателями безжизненных мрачных равнин, приходилось сначала пройти через Врата царства, и только добравшись по тропе до Стикса, перемещаться дальше. Эффект защиты работал в обе стороны, поэтому даже Владыка Аид не мог мгновенно перенестись из своего дворца в чертоги Зевса на Олимп или в подводный дворец Посейдона, без промежуточной остановки у Врат.
Персефона спешила.
Забыв погладить Цербера, она пробежала по тропе, сменяя весенний цветущий наряд на тёмное платье царицы, а венок в волосах на корону, украшенную драгоценными камнями, и, растворившись в воздухе золотистым сиянием, мгновенно появилась в придворцовых садах.
Её не ждали. Это было и неудивительно, ведь она явилась за половину луны от назначенного срока. С нетерпением Персефона вошла во дворец и стала открывать все двери в поисках супруга, каждый раз представляя его удивлённое и счастливое лицо, и каждый раз натыкалась на бескрайнюю пустоту комнат. Тишина казалась подозрительной, а отсутствие прислуги – зловещим предзнаменованием. Персефона добралась до тронного зала и прошла через него в сад, где в последнее время часто заставала Аида в одиночестве. И правда, где ещё ему было скучать по ней, если не в этом месте? Персефона взволнованно улыбнулась и открыла дверь.
Первым, что она услышала, был счастливый смех её супруга, а затем тихий женский голос, что-то игриво щебечущий. Затаив дыхание, ещё не желая ничему верить, Персефона тихо пошла на голоса – ветви деревьев расступились перед ней, открывая взору их любимый уголок для бесед и отдыха. Там на зелёной траве у высокого клёна сидел Аид – он приобнимал лесную нимфу в вызывающе откровенном платье, а она шептала ему что-то на ухо, изредка касаясь носом его щеки. В какой-то момент он повернулся к ней, и их губы встретились…
Персефона пошатнулась и схватилась за веточку дерева – та хрустнула, но не выдала её присутствия. Сердце замерло и словно перестало биться, мир поплыл перед глазами, а дыхание стало неровным, рваным. Персефона сглотнула ком, подступивший к горлу – ей не следовало поддаваться панике, она не могла позволить себе ни слёз, ни отчаяния – царицам не пристало идти на поводу эмоций. Персефона отвернулась, но взгляд так и приковывало к этим двоим, к её супругу, который целовал нимфу… так, как целовал только её. Её одну. Девушка рядом с ним казалась столь подходящей ему и этому месту, что Персефона не могла не признать в ней себя саму. Страшнее осознания измены, страшнее невзаимной любви было знание, что тебя можно заменить, что не бывает мест, которые после тебя не сможет занять кто-то другой.
Покачиваясь, Персефона подошла к ручью,
