за ветераном сцены, закусив плавленым сырком, подал голос Иван, – вы бы с такими тостами поаккуратнее: робость – лучший друг; враг есть и там, где никого вокруг… Что, я не прав?
– Из «глубоко прав»… – уже наливал по новой хозяин помещения… – и «глубоко неправ» последнее всегда глубже. Имеешь в виду: рот заткнут. Возможно… как сказала Лолита Гумберту. Мне не заткнули рот. Наоборот. Это тост…
Из последующих тостов Иван запомнил: «А кто тебе сказал, что взят уже вокзал?», «В общем, ропщем» и «Человек имеет право на вдох и выдох».
– Когда поросята проснулись, их серый уже доедал. Это тост… «Я вас любил…», ложь! – горячился после «поросят» Гамлет времен оккупации. – Или не любил, или: люблю! Так? «…угасла не совсем» – то же. «…не тревожит» – любовь НЕ тревожит. А «печалить» с чего? Кто-то говорил, что это взаимно?
– Никто.
– Вот. Классик. А эти, сегодняшние?
– Василь Василич… Вы вообще с кем обычно пьете?.. Василь Василич, а эта… ваша прима новая…
– Редкая женщина. А ты не так прост. Третий день в театре – в курсе уже: новая, старая. А тебя не смущает, что…
– …Мне все равно. Знать ничего не хочу.
– Ну, что-то ты все-таки хочешь знать. Исходя из вопроса. Прима – новая, да. А мы с тобой – за старую давай! Бурного ей там, в столице, карьерного роста. Бурных оваций. «Бурные аплодисменты, переходящие в овуляцию».
– Это тост?
– Доклад Брежнева на Двадцать шестом съезде.
– Двадцать пятом… – машинально поправил Иван.
Внимательно на него глядя, Василь Василич выпил. Помолчал…
– Отзывчивая была дама. Прежняя прима. Душевная. При муже-главреже могла себе позволить. Бывало: главреж в столицу по делам – мы к ней за стол. Поутру, у себя уже, из кармана записочку выуживаешь, округлым дамским почерком: «Красная моча – это винегрет». Прости за нескромность, твой интерес к Глафире Андреевне – какого свойства? Видишь ли, тут не «Театральный», тут театр, взрослые дела. Лосеву теперь, после отъезда нашей ведущей пары на столичные хлеба – прямая дорога в главрежи. Год назад он Офелию нашу – Мурочку Муромову – не просто так из вашего славного ВУЗа к нам привез. А теперь вот и тебе распределение сюда организовал.
– Да?.. Интересно…
– Пойми меня правильно, я сорок лет в театре. Не ты первый такой…
– Какой?
– Гамлет столичный, к периферийным примам расположенный.
– Вам дело?
– Не груби. Обратил внимание? – Мура с Глафирой – одной породы. Дочь и мать в «Ревизоре». Володинские сестры. Бери и ставь. Даже улыбки одинаковые. Две стороны одной улыбки…
– Так схожи две руки.
– Что?.. А-а… Вот-вот.
– И что в этом…
– В этом… – прислушиваясь к чему-то в себе, потерял Василь Василич нить разговора… – В этом… В этом, слава
