всю сцену «соляного столба»: седой Лапша и юный Максимиллиан Беркович… только рыжий… По дороге домой он, ее Лось: «Думаешь, я дебил?.. Даун с нарушениями зрительной памяти?..» Всё, всё, до конца сблизившее их тогда. Окончательно сделавшее парой. «Когда ты стал догадываться? – она, уже дома, в постели. – В каком возрасте: в тринадцать?.. в пятнадцать?..» Молчал. И чувствовали друг друга как никогда.
***
– Есть прелесть в том, когда две хитрости столкнутся лбом.
– Глафира Андреевна, я… Извините, все не привыкну к этим углам. К сумеркам. Честное слово…
– Вопьюсь в его глаза, проникну до живого… И вздрогнул он, как некто виноватый.
Уплывающие в глубину грота, растворяемые там, вдали, светом и коридорной акустикой – дамский силуэт и голос:
– И, глядя на меня через плечо, казалось, путь свой находил без глаз…
– Ваня, Иван! – из другого конца грота. – Погоди, я тут… тогда так тебе и не вернул… Ты что сияешь?
– Василь Василич, потом, пустяки! Василь Василич, а за что вы тому драматургу рыло начистили? Расскажите. Зайдите. Ну, правда. Что вам, жалко?
– Да не жалко, почему?.. Это твое рабочее место теперь?
– А что?
– Нет, ничего… За «Гамлета». Все того же. Только это ведь не подвиг – «рыло начистить», как ты выразился… Обсуждали коллективно пьеску его на злобу дня. Ну, ты понимаешь… Я по ходу не сдержался, брякнул: «близорукопись», «пероизведение»… что-то еще, не помню. Он в бутылку полез. По принципу: сам дурак. Дескать, что это наш театр впереди планеты всей начал «Гамлета» в переводе Пастернака репетировать? Как бы, дескать, чего не вышло. Я б стерпел. Но эту ж сволочь не унять… Заканчивал свою речь он уже под столом. Директорским. Репетициям нашим тогда тут же – стоп машина! Да и теперь чей перевод – видишь. От греха подальше. Как в школьной программе.
– Ну, я б не сказал… – влюбленно глядя на Василь Василича, протянул Иван… – что не подвиг.
– Мы с тобой на днях нашу прежнюю приму вспоминали между делом… Звали ее, если ты не в курсе… хотя, почему «звали»? – зовут… Зина Ивановна. Не Зинаида, а Зина. Именно так: Зина Ивановна. И фамилия соответствующая: Фортуна. Так вот, когда в сорок втором у немцев неприятность под Сталинградом случилась, она почти всю свою Офелию спиной к полному немчуры залу умудрилась отыграть. Как мы тогда живы остались, не знаю…
Иван Сергеевич обратил взор к сцене с реющим на полотне Призраком, вслушался в глуховатый, неровно (возможно, с умыслом) записанный голос Василь Василича:
…я бы мог поведать
Такую повесть, что малейший звук
Тебе бы душу взрыл, кровь обдал стужей,
Глаза, как звезды, вырвал из орбит,
Разъял твои заплетшиеся кудри
И каждый волос водрузил стоймя,
На голове, во всяком разе…
Ну, слава богу! Все в порядке. Упустить в Лету Василь-Васильичские
