премьере! В главной роли мирового репертуара!!! Что я расшумелся. Расшумелся? Это анемичное: «…мне даже слишком много солнца», – не желчь, не нервы, не агрессия – полуобморок! Новое слово в гамлетоведении: героизм – изнанка фрустрации! «Ни эти мрачные одежды, мать… ни стон стесненного дыханья… ни очей поток…» Что он играет? Мать! Расшумелся… «Я не-хо-чу…» «Того, что ка-жет-ся…» Чего «того»?!
– Лосев, ты…
– Я семьдесят лет Лосев! Сложись жизнь по-другому…
– …Сложись жизнь по-другому, мы б с тобой сейчас в крапиве бухие валялись… Это не я – Василь Василич покойный.
– Ты не согласна? Все нормально, да? Маша. Он вообще понимает, что «если б этот плотный сгусток мяса растаял, сгинул, изошел росой» – не сонет? Я пытался слушать теми ушами, из зала – нет… ну, если… конечно… если так, тогда-а… но… Так не делается!
– Как?
– Не берется и не возникает! На ровном месте!
– Что «не возникает»?
– Ничто! И это… это уже почти провал… Самое худшее – эксперименты с сознанием на премьере. Моли бога, чтобы роль победила.
– Что «победила»?
– Мозги. Что-то похожее, помнится, уже было. Тридцать лет назад. Силовые линии в кулисе… Только пусти на самотек… Тогда обошлось, а сейчас? Что делать? Маша.
Хорошо бы. Хорошо бы вот так же сказать: обошлось. И всё. И действительно: обошлось. И она, Мария Германовна Муромова, с Мур-Мурою незнакома… Она – здесь, а та – там, там. Здесь и сейчас всё – с нею, а с тою – то, то:
– Нет, ну совершенно же невыговариваемо: Германовна… Муромова…
– А «невыговариваемо» выговариваемо? Я Лосеву скажу.
– Мурочка: не скажу – смурлычу: Му-ур… му-ур…
– Мура, так на театре не делается. «Скажу»… «Лосеву»… Нельзя – одной ножкой на подмостки, и сразу – женатому человеку за спину…
– …Там же – Глафира Андреевна Куликова…
– …Графиня. Андреевна. Да…
– И ничего. Что «графиня».
– Все счастливы.
С опущенной головой пройдя сквозь Грегори с Самсоном (будущих Корнелия с Вольтимандом), свежеиспеченная «Мур-Мура» удаляется.
Ложное положение. Весь год после выпуска. Мучения с никак не дающейся, не идущей в руки Джульеттой. Нечитаемые взоры Лосева. Шу-шу за спиной. Восходящая прима-жена. Не желающая ничего замечать. Сразу приблизившая ее к себе: в наперсницы, по блату (и к себе в гримерку, заодно)! Такой расклад создала, что Лосева – просто нет, не существует. Сама же – … Но это – позже… Позже.
Девчонками на втором курсе бегали смотреть первокурсника Ваню Соболева в папахе с кинжалом.
Что все-таки с мальчиком?.. Воспоминания – это хорошо. То есть, не то хорошо… а то, что – в здравом уме и трезвой памяти (возможно – следствие профессии, слуховой и зрительной натренированности), то, что любой эпизод своей достаточно долгой и почти сплошь театральной жизни при желании она довольно легко может извлечь на свет, приблизить, вновь рассмотреть,
