и топот ног. Курчавый мальчик смотрит на меня снизу вверх глазами Бемби, но тут же опускает взгляд на сплетение проводков.
Директор Гардинер вылетает на сцену и говорит в микрофон:
– Хорошо, мистер Уэйт, спасибо за то, что высказали свое мнение. – Его обиженный тон вызывает новый взрыв смеха. Он смотрит на свои стариковские часы. – Полагаю, все это слегка затянулось… Очень хорошо. Все свободны.
У тебя неприятности? – спрашивает Люк, подойдя ко мне в коридоре несколькими минутами позже.
– А ты как думаешь?
Люк, качая головой, шагает в ногу со мной.
– Какой у тебя урок?
Я показываю ему свое расписание, и его светлые брови взлетают ко лбу.
– Ты все еще изучаешь этот предмет?
– Ну да.
– Но это же так… так бесполезно.
– Ага, ага, te futueo et caballum tuum, – говорю я, и он чуть не лопается от смеха, подобно маленькому ребенку. Я учу его ругаться на латыни, и «да пошел ты и твоя лошадь заодно» – любимое его ругательство.
– Ну серьезно, почему бы тебе не взять испанский, или французский, или еще что-нибудь в этом роде? Или не заняться изучением искусства вместе со мной?
– Люк. У нас с тобой пять общих предметов.
– И что с того?
– И ты уже уговорил меня на психологию.
– Но ведь мисс Уэллс лучшая. Она еще и наша классная руководительница.
– О’кей. Значит, пять предметов и классная руководительница.
– Ну и что с того! Займись искусством.
– Не думаю, что это хорошая идея.
Я не смогу нарисовать что-нибудь даже под страхом смерти.
Когда я прихожу на третий урок, мистер Райвас закрывает газету и поправляет галстук-бабочку в тонкую полоску. Он выглядит как актер, работающий по системе Станиславского и готовящийся к исполнению роли преподавателя, вот только делает он все неправильно и кажется профессором из девятнадцатого века, а не современным учителем в старшей школе.
– Сайерс, – произносит он официальным тоном.
– Один и единственный. – Я обвожу взглядом пустой класс. Похоже, никто, кроме меня, не записался на углубленную латынь, и это очень странно, потому что из всех языков, что мне известны, латынь – самый, наверное, интересный.
– Ну и как ты провел лето? – спрашивает меня мистер Райвас по-латыни.
– Хорошо, – отвечаю я ему на английском. – Я был в Париже, но там скучно, потом рванул в Испанию, и это оказалось еще скучнее. А вы?
– Хмм. – Оy поглаживает бороду с проседью. – Моя машина сломалась, и потому я ездил в «Таргет» [2] на автобусе. Это было интересно.
Я хихикаю. У него хорошее, тонкое чувство юмора.
– Забавно.
– На латыни.
– Istud ridiculum est.
Он поправляет мое произношение, и я возражаю, говорю, что тут трудно быть в чем-то уверенным, и он улыбается мне и кажется довольным.
Американская сеть магазинов розничной торговли.
