категория, которую невозможно понять ограниченным человеческим разумом. Это как пытаться представить смерть – само явление, имею в виду. Вот откуда она берётся, где заканчивается, а?
И тут меня осенило:
– Значит, ты боишься умереть?
– Нет, не совсем, – ответила Принцесса. – Сама идея смерти меня не пугает. Наоборот, при мысли о ней мне становится очень легко и спокойно. Когда человек умирает, он заканчивается. Это как раз нормально. Всё рано или поздно должно прекратиться. Я больше боюсь вечной жизни.
Милая такая беседа для первого дня знакомства, правда? Заметьте, мы не обсуждали маршрут, план действий, не пытались придумать, как сберечь наши задницы. Я не спрашивал Принцессу о брате, а она не интересовалась, почему я хочу уйти из шоу, зачем влез в эту дерьмовую авантюру.
Мы шли куда‐то вперёд, в темноту, не разбирая дороги, и небо над нами было кромешно чёрным. Казалось, будто там, наверху, разом выбило все пробки и свет погас. Город выглядел спящим, но я знал, что это не так: он кишел бдительными камерами, наблюдающими за каждым нашим шагом. И, помня о них, я то и дело нервно оглядывался. Всматривался в тени, прислушивался к редким шорохам и скрипам.
– Но это всё‐таки страх смерти, – сказал я, чтобы избавиться от назойливых мыслей. – Если подумать, несуществование – самая постоянная на свете вещь.
И тут же прикусил язык. Потому что всегда невозмутимое лицо Принцессы вдруг сделалось по-настоящему испуганным. Она остановилась и широко распахнула глаза.
– Тебе никогда не говорили, что ты гондон?
– Вообще‐то, нет, – нервно хохотнул я. – Обычно меня называли долбоёбом. Но гондоном – ни разу. Чувствуешь разницу?
Принцесса на мгновение озадачилась этой лингвистической проблемой. Что‐то прикинула в уме и кивнула:
– Приятно быть первой. Ты гондон, – не скрывая удовольствия, объявила она. Маленькая тварь, знала, куда бить.
– Да с хера ли?! – возмутился я. – Сама ж начала! – И, приосанившись, со значением поднял палец: – Я, между прочим, докопался до сути. Мозгоправы за такое кучу бабок берут. А тут всё бесплатно! Где твоя сраная благодарность, детка?
Принцесса вдруг сжала кулаки и подалась вперёд, намереваясь меня поколотить. Она едва доставала мне до груди, так что этот яростный порыв выглядел не угрожающе, а забавно. Я выразительно посмотрел на неё сверху вниз, не удержался и загоготал.
– Что ты ржёшь, придурок? – буркнула Принцесса, оскорбившись.
О да, я, сам того не подозревая, нанёс ответный удар – в самое уязвимое место. Больше всего она не любила, когда её считали беспомощным ребёнком. Четырнадцать лет – это, знаете ли, очень серьёзный возраст. Человек становится по-настоящему мудрым и зрелым, и никто не имеет права относиться к нему как к тринадцатилетнему сопляку.
– Давай-давай! – не унимался я, сгибаясь пополам от хохота. – Врежь мне как следует! Хочу на это посмотреть!
