проследует в сторону фронта. По команде строгого Петренко мы двинулись по улицам городка, быстро привыкая «шагать в ногу» под его настойчивые «Левой! Левой!». Через некоторое время мы поняли, что старшина оказался ещё и хорошим запевалой, предложив нам поддержать его в исполнении нескольких популярных патриотических песен. Мы как-то приободрились, шагать стало легче и веселее. Местные барышни провожали нас прощальными взмахами женских платков и слезами, мальчишки бежали по бокам нашей колонны, пытаясь попасть с нами в шаг, бабушки и старики украдкой крестили наше поющее воинство.
Подходим к привокзальной площади. Она заполнена множеством призывников, которые выстраиваются большой буквой «П», руководимые сержантами и старшинами, доставившими свои подразделения к вокзалу. Вокруг слышен гомон и переклички, но постепенно ряды солдат выравниваются, становится тише. На середину площади выходит, судя по форме, командир, оглядывает наши примолкшие ряды и зычным голосом командует: «Равняйсь! Смирно!» Все замирают, а офицер, повернувшись через левое плечо и приложив правую руку к фуражке, пошёл навстречу к другому командиру, подъехавшему к площади на чёрной легковой машине.
В это время, кажется, что даже ветер, гулявший между наших ног, смиренно затих. Командир, идущий от строя, остановился в паре шагов от приехавшего начальника и чётко доложил ему, что пополнение для отправки на фронт построено. Приезжий отдал команду «Вольно!», которую, повернувшись к нам, повторил рапортовавший ему командир. Оба начальника приблизились к центру площади и остановились. Прибывший мужчина, в военном френче, но без знаков различия, назвался первым секретарём обкома партии. Он сказал, обращаясь к нам, что Родина в опасности, что орды ненавистного врага рвутся вглубь страны, хотят превратить наш народ в рабов для фашистских империалистов, истребить наше социалистическое государство. Отдельно он отметил, что враг силён и коварен, что захватчики жестоки и бесчеловечны, убивают простых жителей, стариков, женщин и детей, грабят и разрушают города и посёлки, угоняют в рабство молодёжь.
Думаю, что каждый из нас, стоящих в строю, воспринял его слова с душевным волнением, невольно представив своих родных и знакомых в «лапах фашистских варваров». Я осторожно скосил глаза: товарищи по строю сосредоточены, у некоторых желваки перекатываются по скулам, губы сжаты в полоску. Видимо сильно западает в наши умы речь выступающего партийца. Голос приехавшего начальника умолк. На наши ряды опустилась гнетущая тишина, которая, впрочем, длилась всего несколько секунд. Из репродуктора на стене вокзала грянули звуки военного марша, прозвучали короткие команды, и мы через пару минут зашагали к железнодорожному перрону.
Потом была погрузка в воинский эшелон, несколько дней тряски в, наскоро оборудованной нарами и «буржуйкой», теплушке, бесконечные беседы друг с другом и с нашими командирами,
