не застукали, – огрызнулся услышавший его «пакет», у которого на шее висел на шнурке акулий зуб. – На вокзале нас и взяли, а Францию мы из окна поезда только видели…
– А зачем во Францию-то ехали? – спросил Мунтяну.
– Как зачем!? Мир посмотреть, красиво пожить…
Он повернулся к соседу.
– Что будем вечером делать, Гогу, рванем в дискотеку?
– Может, в «Буланого коня»?
– Не, меня там знают… Лучше сначала к брату, возьмем сигареты и к студенткам в общежитие.
– Заметано! Однова живем!
С бокового кресла поднялся широкоплечий француз-охранник и сказал:
– Парни, мы прилетаем в Бухарест одновременно с президентом. Он прибывает из Зальцбурга. Это – глава государства, так что ведите себя прилично, покажите, что любите родину…
– Сам люби родину, а мы сыты по горло! – процедил сквозь зубы «пакет» с акульим зубом. – Лучше сними наручники и отдай паспорта…
– А где вы будете работать? – спросил Василика, с любопытством слушавший разговор.
Мужчины посмотрели на него как на сумасшедшего.
– Что, и ты с ними снюхался?
– С кем?
– Да с коммунистами!
В аэропорту реяли на ветру румынские флаги, по стойке «смирно» стоял почетный караул из десятка гвардейцев в ожидании президента, который тоже возвращался домой из заграничной поездки.
Глава 16
Прощай молодость
Время заграничной учебы подошло к концу. Наступила осень, и Колокольчиков сказал: «Завтра я уезжаю».
Лицо ее потемнело, но она ничего не сказала. «Почему завтра, если можно послезавтра или через два дня?» – хотела спросить, но не стала. А Колокольчиков хотел покончить с этим разом, не растягивать прощания.
Провеял холодок отчуждения, как будто они сразу отдалились друг от друга. Ходили вместе по магазинам, делая последние покупки, обменивались деловыми фразами. В ее голосе звучала обида и горечь, в его – неловкая бережная ласка. Как будто, каждый был со своим горем, а не оба вместе с одним и тем же.
Вечером Колокольчиков, порвавший все связи с этим уже чужим городом, ждал ее на остановке возле ресторана «Рапсодия». Она появилась из-за угла, красивая своей уже чужой красотой, грустно и безнадежно улыбнулась. Повернула голову, и качнулась ее прическа – длинные расчесанные волосы, отдающие гладким холодным блеском, которых Колокольчиков всегда немного побаивался.
Он бодро принялся что-то болтать, взял ее под руку, шутил – лишь бы только рассеять гнетущую атмосферу, которая грозила прорваться взрывом бессильного перед тикающими повсюду часами отчаяния. Она шла рядом, улыбалась его болтовне с упрямой детской обидой в глазах, обиженная и в то же время старавшаяся не обидеть его – в последний час.
Колокольчиков продолжал болтать и за столиком ресторана, чувствовал, что его легковесный
