наклонилась вперед. Слюна брызгала из ее перекошенного рта, когда она со всей жестокостью, отчетливо произнося каждое слово, сказала:
– Их подвешивают снаружи на всю ночь. Даже животные не трогают подменышей. Если дитя выжило, значит, это фейри и от него можно избавиться, пока оно не выросло и не осквернило все, к чему прикоснется.
С губ Асциллы сорвался едкий смешок:
– Скорее, человеческое дитя разорвут на части дикие животные или оно просто умрет от холода.
– Лучше уж так, чем позволить подменышу разгуливать среди нас, – без колебаний выплюнула в ответ старуха. – Говорят, кровь фейри голубого цвета. Интересно… – ее рука потянулась к сумке, из кожаных лоскутов выглядывала серебряная рукоять длинного ножа. – Если бы я порезала тебя… какого цвета была бы кровь?
Лошадь шагнула еще ближе, и мы с Асциллой отшатнулись, не давая копытам раздавить наши ноги.
Впереди я заметила Леофвина, он остановился всего на секунду. Оглянулся на нас, брови обеспокоенно сдвинулись, когда рука старухи обхватила рукоять ножа.
Затем он посмотрел на остальных – Лавиния осуждающе прищурилась – и развернулся. Он бросил нас.
Бросил меня.
Вспышка ревности, испытанная мною ранее, оказалась ничем по сравнению с закипающей злостью, которую я почувствовала, когда он повернулся ко мне спиной. Я сказала ему, что сама могу постоять за себя, но совсем не это имела в виду. Он знал это. Он знал, что делал, когда уходил.
Желчь подступила к горлу, когда мы с Асциллой остались с женщинами наедине, одна из них уже вытянула между нами клинок.
На долю секунды мне показалось, что она разрежет меня этим ржавым лезвием, но за мгновение до того, как оно опустилось, она подняла взгляд на едва заметное поместье вдали и увидела что-то, что заставило ее остановиться. Глаза расширились, рот приоткрылся. Лошадь фыркнула, обдав меня горячим воздухом, она опустила голову так низко, что женщинам пришлось вцепиться покрепче, чтобы не полететь на землю, и рыла копытами усыпанную листьями землю.
Когда мы с Асциллой обернулись на поместье, там не было ничего, кроме света в окнах, но что бы женщины там ни увидели, оно повлияло на них. Нож неохотно вернулся обратно в ножны, а побледневшие женщины обменялись взглядами. Раздался шепот, такой тихий, что я не разобрала ничего, кроме страха, отразившегося на их лицах.
Они бросили в мою сторону прощальные взгляды. Затем девушка натянула поводья, и они съехали с тропинки в том же направлении, откуда появились.
– Злобная старая карга, – проворчала Асцилла.
– Да… – произнесла я, бросая последний взгляд на исчезающее поместье. – Злобная.
Пока мы, ускорив шаг, пытались догнать остальных, во мне бурлила ярость, но вовсе не из-за слов ведьмы. С ними я могла справиться. К такому я привыкла.
Предательство Леофвина ранило больнее.
Однако совсем скоро оно покажется незначительным по сравнению с тем, которое ждало меня впереди.
