Практическая осуществимость и разработанность этого плана внушала Васильеву доверие, тем более что письмо, переданное часовым, было не только подписано известным ему лицом, но и написано знакомым ему почерком.
Ночью часовой действительно беспрепятственно вывел Васильева из помещения гауптвахты и проводил на поросшее картофелем поле за нею, где у деревянного заборчика их поджидал другой солдат, который и должен был сопровождать его до границы. И когда Васильев, сняв с себя кожаную куртку, распорол ее, чтобы достать зашитые в ней деньги и расплатиться с первым из своих ложных «освободителей», из-за забора появилось несколько часовых, а с земли поднялся незамеченный раньше в темноте Васильевым комендант лагеря. Таким образом, была установлена «попытка военнопленного русского офицера-авиатора Васильева склонить путем денежного подкупа австрийского военнослужащего к измене присяге и оказанию ему, Васильеву, содействия в побеге из плена».
Письмо от вольноопределяющегося оказалось подложным: так, по крайней мере, полагал сам Васильев, так как о нем не упоминалось и оно не фигурировало в числе вещественных доказательств, а сам вольноопределяющийся давно был уже переведен из Эстергомского лагеря на работы, чуть ли не на Изонцо-фронт, так что пересылка письма действительно от него была маловероятна. Все было сшито слишком белыми нитками и наличность провокации была очевидной, но все же Васильев был вновь отправлен для заключения в крепость.
Судьба Васильева скоро стала известной в лагере.
В числе австрийских офицеров комендатуры Эстергом-табора находился лейтенант запаса Вейсс, художник по профессии. Он близко сошелся с одним из военнопленных офицеров – также художником и скульптором – прапорщиком Мейером.
Навещая последнего, Вейсс очень полюбил мотивы русских народных песен и иногда угощал пленных, прося их исполнить ту или иную песню. Особенно нравился Вейссу мотив «Из-за острова на стрежень»; песню эту Вейсс в простоте душевной считал русским национальным гимном, а героя ее – Стеньку Разина – мифологическим родоначальником русской царствующей династии Романовых, в чем его уверили некоторые вольнопрактикующие остроумцы из пленных… Невольно вспоминается, как этот бедный обманутый Вейсс говаривал: «Как приятно слышать, что вы – пленные офицеры – так часто исполняете ваш народный гимн. Это так трогательно, что вы в вашем несчастье ищете утешения в родном мотиве и словах своего народного гимна. В вашей верности ему – залог счастья вашей родины и за верность ему вы заслуживаете уважения противников»…
Несколько мимоходом сказанных этим-то лейтенантом Вейссом слов сочувствия прапорщику Васильеву приподняли немного завесу над его судьбой и заставляли догадываться о ней.
Скоро были получены в лагере и более точные сведения.
В лагере образовался театральный кружок из офицеров-любителей.
