и не спрашивает. О проявлении любопытства не может быть и речи, как и о выражении благодарности. Поблагодарил ли Типу его собственный отец после того, как шестнадцатилетний наследник привел войска Хайдара Али в Карнатику и осадил Амбур? Нет, не поблагодарил. Не отец должен благодарить сына, а сын должен спрашивать: что еще могу я сделать, отец?
И все же Типу не такой, как его отец. Он хотел бы выразить признательность своим сыновьям – подарком, подобного которому они никогда не видели. (Что-то непохожее на тот невообразимый паланкин, который прислал Корнуоллис вместе с мальчиками и который Типу хранит, не разворачивая, в глубине кладовой.) Механический тигр станет подарком столь величественным и свирепым, что заглушит все воспоминания об изгнании.
Что Аббас знает обо всем этом и о том, что поставлено на карту? Очень мало – но так, наверное, и должно быть. Пусть он пока спит в мягком великолепии дворца, пусть ему снятся флейтисты, вылезающие из пасти живых тигров. Ему еще многому предстоит научиться. А пока оставим его в покое.
3
Аббас просыпается в панике: он понятия не имеет, где находится. Потом его осеняет – в покоях француза в Летнем дворце, но тут же его накрывает новая волна паники – он не знает, где туалет.
Быстрое расследование приводит его под кровать, к горшку с крышкой. Он слышал, что богатые люди облегчаются в посуду. Прежде он в это не верил.
Он ставит горшок в центр комнаты. Он гладкий и белый, керамический. Сняв крышку, он обнаруживает внутри карикатурный портрет английского солдата: ладони подняты по обе стороны его искаженного бешенством свинообразного лица, готового к тому, что на него вот-вот будут мочиться. На внутренней стенке чаши – маленькая скульптурная лягушка, довольно непонятное украшение, но потом Аббас понимает, что именно туда он должен целиться.
Утопив поросенка-англичанина (что, по правде говоря, доставило ему удовольствие), Аббас закрывает крышку и размышляет, куда девать содержимое. У горшка есть ручка. Предположительно, кто-то другой будет хвататься за эту ручку – ужасающая мысль. Он задвигает горшок под кровать.
Одетый, он стоит посреди комнаты, не уверенный, в какой стороне находится Кибла. Он оглядывается вокруг в поисках какого-нибудь знака. Джунаид сказал бы, что направление, в котором человек молится, не имеет значения, важно только, чтобы намерение было искренним, а ум не блуждал. Но у Аббаса есть склонность к блужданию, и это одна из его проблем – так говорит Джунаид, – поэтому Аббасу не хватает истинной набожности.
Аббас расстилает коврик и становится лицом к резному окну джаали. Сквозь него льется розовый свет и самый чистый адхан, который он когда-либо слышал; должно быть, муэдзин имеет прямую связь с Аллахом. И все же Аббасу не хватает стоящих рядом братьев, хруста коленей Джунаида, постоянного покашливания отца, и его мысли снова уносятся вдаль.
Закончив молитву, он слышит за дверью шевеление. Он распахивает ее и заглядывает в гостиную.
Дверь
