сказал сейчас, что отец убил свою дочь. Еще сказал, что я брат ей. И отец наш един. Живые не ищут мертвых, но мертвые ищут живых, если те любят и ненавидят их. Мертвые остаются с нами в памяти, в вещах, сами становятся вещами. Понимаете?
Я слушал завороженно, как во сне. Откуда-то из глубины живота, из-под диафрагмы, волнами накатывала легкая пока кисленькая тошнота.
– Думаю, понимаете. Тот, кто отправил вас на поиски Анны – самозванец! Отец мой не сумасшедший, он убийца, знающий, что его дочь не сделает больше ни единого вздоха. Ему незачем искать мертвеца.
– Но разве не?.. – я медленно поднял указательный палец вверх. Вопрос оборвался. Муть подобралась к пищеводу, незаметной конвульсией заставляя умолкнуть.
– Ну же, Глеб, вы ведь все уже поняли! – воскликнул Давид громко, требовательно, недовольно. – Сложите же два плюс два, получите число и помогите мне!
Да, я все уже понял. От этого знания привкус крови смешался с отвратительной кислятиной где-то на корне языка. В каком-то порыве мазохизма я наполнил наполовину бокал, смыл поднявшуюся пену из собственных недр обратно. Скоро станет намного хуже.
– Помочь вам – в чем, как? – голос был жалок. – Девушка наверху, она…
Господи, ради всего святого, задай уже этот гребаный вопрос!
– Она ведь гиноид?..
Десны, зубы, трещинки на языке, все покрылось мерзким привкусом крови.
Давид ухмыльнулся, кивнул.
– Копия вашей сестры?
Он сжал зубы, прохрипел свозь них:
– Убитой сестры! И теперь какая-то тварь играет со мной, присылая за ней вас, Глеб.
– И что это значит?..
Шепот был исполнен неясной тоской; где-то над нами ярится снег, где-то спит раненный город; любимая София ждет меня, окруженная тишиной и тревогой; темнота кругом, мрак и абсурд, и я, почему-то я, за что-то я посреди всего этого!..
– Вот и я хочу это знать! Кто вас нанял?
Резкий возглас Давида не содержал в себе ни тоски, ни меланхолии, ни сожалений. Он хотел действовать, решать, противостоять.
– Жан-Батист ван Люст…
Хозяин этого места удивленно нахмурился. Тряхнул головой, переспросил:
– Ван Люст?
– Да. Вы знакомы?
Давид закрыл глаза. Длинные ресницы сомкнулись на миг, вновь разлетелись кверху и книзу.
– В жизни его не видел. Но фамилию эту знаю. Нет ли у него родственника? Напыщенного старого ублюдка с тупым именем в духе гребаных крестовых походов?
Я сдавал своих работодателей, я целиком и полностью покупался обольстительными речами этого Давида. Его история походила на дурно обставленный спектакль, но, тем не менее, что-то в его словах заставляло если не принять его сторону, то, по крайней мере, не быть равнодушным.
– Тибо, его брат?..
Он щелкнул пальцами, вскакивая
