В пейзаже языка. Лазарь Соколовский

      поменьше чуть. Пока душа жива

      среди рациональных маловеров,

      что сдвинулась от Крузо к Гулливеру,

      открывшего нам эти острова,

      и Просвещенье брать пора всерьез,

      не время просто так играть словами.

      При каждом путешествии вопрос

      всего один – а что за островами?

      Вот тут и многоточье… Джонатан —

      писатель, не оракул, не философ,

      кому ответ, считай, от бога дан.

      Искусство ж – это в общем-то вопросы

      ребячьи, это в общем-то язык,

      которому аукнется пространство,

      и потому не вырваться из странствий

      детгизовских… Он тоже не привык,

      как и Рабле, молить священный лик,

      бессмысленно креститься против бури,

      что все свирепей. Обнажая стык

      вчерашней ли, сегодняшней ли дури,

      итожа, что всем нам пошло не впрок,

      и будто бы присутствуя при этом,

      заканчивает тамошний поток

      бодяги современнейшим памфлетом.

      Пока огонь познанья не потух,

      и нам не упустить его открытий:

      пусть разум позаботится о быте,

      а не-разумье выпестует дух

      не показной церковный ли, советский,

      к которому ее толкает страж

      закона, осторожный цензор наш,

      крамольный том в разряд засунув детский.

      Хоть в этом тоже символ: все – с детей,

      начала и концы… Когда исчезнут

      не детские забавы, канут в бездну

      отмазки наши ж вроде «ешь-потей»,

      уйдет и тяга к бестолковым войнам,

      борьба за власть и классовая чушь,

      тогда и Гулливер придет к спокойной

      мещанской яви, вновь отец и муж.

      Рим припудрился, оттаивает Рим

      от недавнего кровавого испуга…

      Что ж, Катулл, давай, дружок, поговорим,

      хотя ты никак не хочешь стать мне другом.

      Ход событий не бывает повторим

      буква в букву, знаю лучше: я постарше

      и поопытней. Давай поговорим,

      а охранников сгоню и секретаршу.

      Посидим хоть вечерок наедине,

      выпьем кипрского с закускою простою.

      Что, приятель, не даешь покоя мне

      эпиграммами блошиными. Не скрою,

      что забочусь о стабильности в стране,

      чтоб остыть от революций и потерей,

      чтоб зажить повеселее и, по мне,

      тем в истории остаться, мой Валерий.

      Ни диктатором не слыл я, ни рабом —

      просто личностью, способной

Скачать книгу