мнение, что Александр Грин снабдил корабль Грея алыми парусами по аналогии с флагами революции. Чушь, достойная живых мертвецов.
Он сделал их алыми из-за маков, алых маков моей родины…
Этот ярко-красный остров навсегда запечатлелся в моей памяти. Вспоминая его время от времени, я спрашивала себя: «Увижу ли еще когда-нибудь цветущие маки?»
– Только по воле Создателя, – слышала я всякий раз.
Всякий раз, удовлетворяясь этим ответом, я тупо откладывала свою мечту на потом. Моя послушность, идиотская покорность проявилась еще тогда.
62
Алый островок, поселившийся в моем сердце далекой мечтой, по возвращении с огорода затмили мысли об острове кладбищенском…
Из дома вид на кладбище открывался только через остекление седьмой, ванной, комнатки и из окон моей спальни. Но в спальне, к счастью, на ночь ставни закрывались. Это не очень помогало, на самом деле, но сам акт заботы о моей персоне откликался согревающим чувством благодарности. Что касается «кладбищенского» страха – он всегда был со мной; как и мысль о жу́ти, поджидавшей в коридоре каждый божий вечер…
Семья проводила вечера в комнате Хамида и Нуржан. Перед ночной молитвой меня отправляли спать в свою, самую дальнюю, комнату; и начиналось.
Выйдя из живой, первой, комнаты в коридор, освещавшийся единственной лампой под козырьком крыльца, я видела, как рядом мгновенно вырастала большая тень. Никак не могла уловить момент появления тени, которая – это я тоже видела – появившись: «Из ниоткуда!», следовала потом за мной.
63
В той семье не жаловались, не плакали, и не просили о помощи. По крайней мере так мне казалось…
Однажды, играя за воротами усадьбы с соседскими детьми я наступила на металлический прут. Прут скрывался под тонким слоем дорожной пыли. Только я наступила на нее, прут распрямился и проткнув ступню насквозь. Словно притаившийся в укрытии исп, крохотный былинный человечек, спасая свою жизнь, в отчаянии проткнул мою ногу шпагой.
От прута я освободилась мгновенно, на автомате, но кровь хлынула потоком, белые гольфы на глазах покраснели. Кое-кто терял сознание от вида капли крови, но тут я думала только о том, что скрыть от Нуржан свое несчастье не удастся – слишком много крови и негде выстирать гольфы.
Рассчитывать на помощь бабушки, или хотя бы сочувствие, не приходилось еще и потому, что ослушалась – вышла за ворота: «Погулять», вопреки прямому запрету…
Не помышляя об обмороке или слезах, чувствуя себя – как бы это сказать? – несовершенной, я прошествовала мимо своей ледяной бабушки на террасу, где и получила первую помощь от незабвенного моего дяди Хасена…
Да, члены той семьи не потакали ни своим, ни чужим слабостям. Потому вечерами, в сопровождении чудовищно большой тени, я доходила до своей комнаты и, включала свет. Прикрывая дверь, я думала: «Что делать, если тень последует за мной в комнату?»
Тень оставалась за дверью. Она делала это
