style="font-size:15px;"> Потому и подносили Бабаю Кузьмичу за ласку его и благосклонность свёрточки с душистым зельем. Да каждый норовил изысканный, необычный аромат подыскать, чтобы домового удивить для большего расположения к просителю. Домовой хоть и уважал более всего самосад душистый, что на поле дальнем для него выращивали, но от махрушных подношений не отказывался. Под настроение трубку курительную подарочным табаком набивал, дымил, думу думал. Прислуга и домовята твёрдо знали: коли тянет яблочным дымом из-за двери бабаевской, значит, день хорошо прошёл. А если горелыми кофейными зёрнами с утра несёт, всяко ночью что-то стряслось, и тут ховайся не ховайся, всем сгоряча прилетит-достанется.
Вот и на свадьбе царской карманы кафтана у домоправителя топорщились уже от свёрточков. Бабай Кузьмич степенно зал оглядел, на всех гостях и дворовых взор на секундочку задержав, и, решив, что может позволить себе недолгое отсутствие, неторопливо отправился в свои комнаты: табачок выложить да прошения бегло глянуть.
Ближе к вечеру свадебный пир разбился на островки по интересам. Тут тебе купцы собрались – бородами трясут, пошлины обсуждают. В том углу бояре глаз со Ждана и молодой царицы не спускают. Около царского стола заморские государи-князья расположились. Как только гости скучать начинали, веселье подутихало, тут же Огневушка-Поскакушка выскакивала с играми да забавами весёлыми. Чего только гостям делать не пришлось: и через верёвочки прыгать, и загадки разгадывать, и на платочке малом танцы танцевать.
Мамки-няньки да боярыни придворные около царицы крутились, прислуживали-выслуживались, оттерев от государыни горничную личную, кою герцогиня с собой привезла из дома отчего. Синди морщилась, но терпела, не сводила влюблённых глаз с мужа-красавчика.
А муж, Ждан Первый Беспардонович, под конец пира свадебного и вовсе позабыл про молодую жену, перебрался за столик к Соловью-разбойнику выпить, поговорить, юность вспомнить. Горынья Змеевна с усмешкой глянула на всё это дело гиблое и отправилась во двор с молодцами силушкой помериться, косточки поразмять от сиденья за столами долгого.
Обнявшись, Ждан и Соловей затянули пьяными голосами: «Я свобо-о-оден, сло-о-вно-о птица в небесах… Я забуду голос тво-о-й, и о той любви земно-о-й, что нас сжига-а-ла в пра-ах, и я-а сходил с ума-а… В моей душе нет больше места для тебя-а-а!»
Рок-кот Баюн, сморщив усы, тяжело поднялся из-за стола, махнул музыкантам, взобрался на сцену и подхватил ждановские завывания хорошо поставленным голосом старого рокера. Через минуту гости мужеского полу, задрав к потолку руки, раскачиваясь в так музыке громко подпевали, горланя на все лады: «Я свобо-о-о-ден! Я свобо-о-о-ден!»
Царица снисходительно улыбнулась, поднялась из-за стола, подхватила пышные юбки и отправилась в комнату отдыха для дам. За ней потянулись придворные дамы. Девицы на выданье остались в пиршественной зале под приглядом почтенных мамаш, которые без устали
