их было невозможно, их можно было лишь стереть, размазав по коже, словно черно-красную жижу.
Наконец, решив, что удалился от Царьграда, Цикада повернул бревно к берегу и вновь ступил на зыбкую поверхность прибрежного болота. Его взгляд ощупывал поверхность реки, когда тихий голос произнес:
– Быстрый малый. Быстрый сам добежит, тихого – вода донесет! –
Цикада обернулся и окаменел – перед ним в рассеивающейся дымке возник златовласый исполин, опирающийся двумя руками на огромных размеров двуручный меч и насмешливым взглядом голубых, как родник, глаз, осматривающих промокшего вора.
На ходу выхватывая из заплечных ножен меч, наемник рассеянно отметил, что одежда у венеда суха, а это означало, что поблизости есть мост или плавучий паром, по которому и он мог бы переправиться, сберегая время и силы.
Наемник налетел на Царь-Сокола с быстротой ворона, молниеносными движениями легкого китайского меча стремясь изувечить плоть гиганта, но тот с неожиданной легкостью парировал выпады своим тяжелым оружием. Схватка затягивалась, ибо оба фехтовальщика были искусны, хотя их движения сковывала чавкающая болотная жижа, и орды кровососов, лезущих в глаза и ноздри.
Цикада удивлялся про себя умению Царь-Сокола управляться с мечом – тот применял финты и уклоны, известные лишь на крайнем востоке, передающиеся из поколения в поколение и охраняемые, как семейные реликвии. Царь-Сокола, в свою очередь, восхищало мужество изможденного противника, столь искусно владеющего клинком.
Восхищение уступило место ярости, когда наемник нанес ему три глубокие раны в то время, как сам остался невредим. Венед истекал кровью, и Цикада решил уже, что поединщик устал, и пришла пора с ним расстаться. Нанося вертикальный удар сверху, наемник вознамерился обойти отражающий удар и уколоть Царь-Сокола снизу в подбрюшье, нанеся достойному противнику прославленный удар Линь – смертельный укол.
Но наемник не ожидал, что в то же самое время венед решит применить прославленную венедскую тактику – подставив под выпад Цикады ответвление фламберга, Царь-Сокол молниеносным ударом кулака в нижнюю челюсть отправил противника в трясину.
Подобно незадачливой мухе в капле мёда, Цикада забарахтался в образовавшейся западне, не желая признавать приговора судьбы, но все глубже увязал в утробно урчащем чреве болота. Израненный Царь-Сокол, не спуская глаз с поверженного наемника, в изнеможении опустился на колено, обхватив ладонью крыж меча. Кровь струилась из ран, силы оставляли его.
Наемник уже полностью погрузился в жижу, на поверхности оставалось лишь его лицо, обращенное к небу, с раскрытым в немом крике ртом, судорожно делающим последние глотки жизни. Наконец, мутная вода и тина сомкнулись на месте, где только что человек бился со смертью: «Нет, не такой должна быть воинская погибель!», – билось в голове венеда.
Неожиданно, разметав успокоившуюся гладь трясины, на поверхности появилась
