удалось достать из человека без сознания. В этот раз он устроился на кровати, на всякий случай. Дверь в покои охранял один из часовых Коула. Юноша прикрыл глаза и подступился к скрытым воспоминаниям. Они висели посреди темноты ясные, но недостижимые. Стоило приблизиться к ним, как сознание замирало, заражаясь забытием Хестола. Думать об иных вещах было так же легко, как обычно. Юноша нащупал бутыль и, поболтав жидкость на дне, разом прикончил остатки зелья из штормовых ракушек. Образы замельтешили перед глазами: его собственные мысли ускорились, а время снаружи шло мучительно медленно. Он чувствовал, как разгибаются его пальцы, казалось, это тянется целые часы.
Пока обычные мысли летели с немыслимой скоростью, ранее неподвижные глыбы воспоминаний Хестола стали медленно плыть в пустоте. Теперь к ним можно было приблизиться. Шок от соприкосновения заставил тело Ганнона изогнуться на кровати. Как только он узнавал что-либо, медленная мысль превращалась в его собственную – быструю. Это ощущалось как удар, бесконечно растянутый во времени. После нескольких секунд он выпрямился и сел на кровати, издав чудовищный – чуждый человеческому телу – стон. Здесь прошло совсем немного времени, но для него это было вовсе не так. Сумев снова сфокусировать взгляд, юноша увидел щель приоткрытой двери. То, что даже страж покоев Коула решил-таки заглянуть, говорило о многом.
– Все в порядке, – прохрипел Ганнон. Ответа не последовало, но дверь закрылась.
Юноша прикрыл глаза и начал разбирать полученные знания, делая заметки на пергаменте. Он боялся, что они могут испариться после ухода личины. К сожалению, информации из человека без сознания вытащить удалось немного. В темноте мелькали лишь чувства и образы: страх, настоящий ужас, не покидавший Хестола уже несколько дней. Отвращение к бывшему другу. Ощущение опасности: от своих, от Избранников, от Второго Круга…«Письма! Надо сжечь письма!» – всполошился Ганнон и метнулся к камину, но вовремя опомнился. Он увидел руки, принадлежавшие мужчине старше него: Хестол бросал лист за листом в огонь. Мелькали слова, дополняемые воспоминанием: «…я полностью разделяю ваше возмущение недостойным Видевшего поведением лорда… Вы правильно поступили, обратившись ко мне…», «…ужасные события в Тиарпоре могут помочь нам… действовать открыто…», «…заверяю вас, оружие может быть использовано, если вы доверитесь мне…», «…вы попытались сами наладить общение с С., молю вас, предоставьте это мне, не берите этот грех на себя… теперь, когда вам известно…»
Ганнон с трудом унял дрожь в руках: «Это чужой страх», – напомнил он себе и продолжил глубоко дышать, пока сердце не успокоилось. Юноша увидел лишь отрывки писем, но украденные воспоминания – это не только сами образы, но и знания о них, о событиях вокруг. Письма были от Леорика. Ганнон попытался вызвать образ загадочного оружия, но натолкнулся на сплошную стену ужаса, которую испытывал Хестол перед Синдри и другими культистами. Они прочно переплелись в его разуме с образом оружия, которое находилось на Аторе.
Ганнон
