То есть я не усвоил на школьном уроке смысл слова «пересказ», и сбивался потому, что текст рассказа, естественно, был не рифмованным. Нет рифмы – нет четкого изложения. Мама помогла мне понять разницу и, тех пор с пересказом любого текста, даже написанного в стихотворной форме, у меня сложностей не возникало.
А трудности в воспроизведении стихотворений, заключались в том, что запоминание некоторых из заданных, правда я опять «забегаю вперед», в классах, уже не начальной школы, стихотворных текстов, для меня было мучительным. Ну, не «ложились» они в голову, не «ложились» и все! Нет, в конце концов, с помощью мамы, но чаще папы, я их, конечно, запоминал после неоднократных настойчивых последовательных повторений стихотворных строк.
В то время я не понимал, почему так происходило, ведь, остальные стихотворения, входившие в школьную программу, я запоминал легко, а некоторые вообще с первого раза. Не думаю, что эти трудности с запоминанием некоторых стихотворных текстов были связаны с переутомлением, просто, и в этом я с возрастом убедился окончательно, эти тексты были мне, возможно на подсознательном уровне, не интересны, не «трогали» душу, и я инстинктивно «противился» их запоминанию. Но я их все-таки учил, потому что они были заданы, а раз заданы, то должны быть выучены.
Кстати, такое же проявлялось и в отношении запоминания текстов песен, разучиваемых на уроках. Из всех разучивавшихся еще в начальных классах, я до сих пор помню почти полный текст песни «У дороги чибис», а также часть припева, при чем на английском языке, песни «Капитан, капитан, улыбнитесь» из художественного фильма «Дети капитана Гранта», знания которой добивалась от меня и моих одноклассников в пятом классе учительница английского языка, но оценок при этом никому не ставила. Видимо, эти тексты каким-то образом «запали» мне в душу.
***
Выше я рассказал, что ходил в школу с портфелем. В очередной раз «забегу вперед» и расскажу о той «порочной практике», которая сложилась среди мальчишек, главным образом, учеников начальных классов.
В то время довольно часто можно было видеть, как идущему, обычно после уроков, ученику сзади подбегал другой, обычно не только его ровесник, но даже одноклассник, и, подняв повыше свой портфель, резко обрушивал его на край портфеля, идущего перед ним. От неожиданности ничего не подозревающий, ученик разжимал кулак, в котором была зажата ручка портфеля, портфель падал на землю, и хорошо, если, закрывавший портфель, маленький накладной замочек не раскрывался, в противном случае все содержимое портфеля, вываливалось из него.
Что следовало за этим, зависело от того, у кого был выбит портфель из руки. Одни «пострадавшие» сразу же «лезли в драку», другие, собирали содержимое и, убрав в портфель, уходили, в лучшем случае «обозвав» «атаковавшего», третьи, их как правило, было меньшинство, делали то же самое, что предыдущие, но уходили плача. Самое плохое было, если от удара ручка портфеля отрывалась, при чем на половину
